Изменить размер шрифта - +
И большой гамбургер. — Ричардсон наконец обернулся к Фолу; в глазах было дружество; он давно уже подсчитал, — чтобы погасить в себе гнев, ему достаточно семь-восемь секунд; вначале, правда, на это уходило секунд двадцать; собеседник — если не был полным чурбаном — не мог не обратить внимания на то, как долго Ричардсон копался в кармане, доставал сигарету, мял ее, прикуривал; всякая з а д е р ж к а темпо-ритма неестественна; разве что заикание. Увы, далеко не всякий наделен этим выгоднейшим качеством: естественная возможность продумать ответ, погасить ненужные эмоции, вызвать улыбку или сострадание; кто заподозрит человека в хитрости, коли у него врожденный дефект речи?!

— Вы зря на меня обиделись, Стив, — заметил Фол. — Я бы никогда не посмел просить имена ваших информаторов. Каждый делает свое дело так, как считает нужным, и с тем, кто ему пришелся по душе. Но и я никому не открываю то, что считаю своим. Поймите меня верно.

— Почему вы решали, что я обиделся?

Фол пожал плечами:

— Я мог бы сглотнуть эту вашу ложь, однако наши отношения после этого сломались бы, Стив. Я человек открытый, поэтому отвечу: я знаю, как вы работали над собою, чтобы научиться скрывать эмоции. Я знаю, с кем вы делались своими соображениями по этом вопросу. Более того, — он улыбнулся, — мне известно имя той актрисы из Бохума, которая давала вам уроки, некий сплав систем Станиславского, Брехта и «Комеди Франсэз»...

— Что ж, значит, красные не очень-то далеки от истины, когда говорят, что мы стали страной тотальной слежки, — очень весело.

— Красные весьма далеки от истины, а вот обижаться друг на друга нам не пристало... Итак, я весь внимание, Стив.

Ричардсон откинулся на спинку стула, чтобы не мешать бармену накрывать стол, проводил его рассеянным взглядом, закурил, прикрыл глаза и, откашлявшись, начал монотонно, без всякого интереса, как-то со стороны, р а с к р у ч и в а т ь:

— После того как у Золле умерла подруга, он остался совершенно один, не приспособленный к жизни, с парниками, с которыми раньше управлялась фрау Анна, с кредиторами, которых сдерживала она же, с ее родственниками, которых теперь уже никто не может уговорить, чтобы они повременили с выплатой процентов под деньги, взятые в рост...

— Простите, что перебиваю, Стив. Деньги были взяты им для того, чтобы ксерокопировать документы, необходимые для его поиска русских, польских и французских культурных ценностей?

— Естественно. Я намерен остановиться на этом вопросе чуть позже.

— Простите еще раз. Вы не обидитесь, если я, слушая вас, расправлюсь с гамбургером?

— Нет, не обижусь. Я в это время выпью кофе.

— Да что же вы такой ершистый, а?!

— Я ершистый в такой же мере, в какой вы — бестактный.

Фол стремительно съел гамбургер, выпил молоко из невысокого стакана, тщательно вытер рот салфеткой, на которой был нарисован толстый бармен Франц, номер телефона и адрес его заведения; взял зубочистку, прикрыл ладонью рот и, тщательно проверив, не осталось ли во рту мясо (его стоматолог Збигнев Крупчиньский, хоть и взял двести семьдесят долларов за то, чтобы починить треснувший зуб, кровопиец, по праву считался лучшим врачом в округе и более всего предостерегал от того, чтобы во рту оставалось хоть что-нибудь после еды, прямая дорога к пародонтозу, профилактика и еще раз профилактика), сказал:

— Стив, если вам трудно работать со мной, я готов предложить некий паллиатив сотрудничества: вы знакомите меня со всеми материалами, а я — после их изучения — ставлю вам те вопросы, которые, возможно, возникнут.

Быстрый переход