— Послала уж.
— Ну что, душечка Мария Дмитриевна, это письмо лучше того? — спросила Дуня, видя волнение на лице генеральши.
С нынешнего дня Дуня сама начала понимать, что такое есть "волнение"…
— Нет, не лучше, — отвечала генеральша, — а уж следующее должно быть самое хорошее.
— А когда вы его получите? — спросила вдруг Маша, входя в это время в будуар.
— Да не раньше недели, думаю, — отвечала взволнованная вдовушка.
Дуня лукаво улыбнулась, украдкой взглянув на свою подругу… "Не видать тебе, умница, письма, как своих ушей", — сказала она про себя, а у самой сердце точно росло и пухло от сладкого "волнения".
Раньше недели девушки и не ждали письма, а потому и не караулили почтальона.
Но, к вящему изумлению и огорчению их, через день, когда они обе помогали Марье Дмитриевне расчесывать роскошные еще косы, в будуар, смеясь и отбиваясь от барчонка, от Пети, хорошенького белокурого мальчика лет трех или четырех, ввалилась Китовна и торжественно подала барыне письмо. Барыня побледнела от неожиданности, а Дуня, вспыхнув до слез, уронила на пол гребенку и рассыпала все шпильки… "Пропустила, ах!" — сжалось ее сердчишко…
— Проворонила, — коварно шепнула ей Маша.
"Дело к окончанию приходит. Пожалуйте, не замедлите прислать означенные деньги на додачу, за которыми теперь только вся остановка: получу же от вас деньги, немедленно совершу конец"…
— Ах, все еще не получил денег! — досадовала Марья Дмитриевна.
— Теперь уж, наверно, получил, — успокаивала ее Маша, — и скоро, скоро будет самое лучшее письмо.
Она опять украдкой взглянула на Дуню. Та казалась огорченной, но уже не за Марью Дмитриевну, а за себя… "Так я не видала его… Какой дерзкий!.."
С этого момента Маша задумала во что бы то ни стало перехитрить проворную Дуню и посмеяться над ней. Каждое утро она уходила под каким-нибудь предлогом из дому: то зайти в лавочку за шелком для шитья, то в соседний магазин за гарусом для подушки, и непременно раньше того часа, когда Дуня выходила встречать почтальона. Вместо магазина она всякий раз заходила на почту как раз в то время, когда почту рассортировывали и раздавали приходящим получателям.
— Нет ли письма к генеральше Ляпуновой? — всякий раз спрашивала она.
— Нет-с.
Но через несколько дней ей письмо, действительно, подали. Схватив его, она стремглав бросилась бежать домой. У ворот уже стояла ее соперница и ждала больше почтальона, чем письма.
Маша издали показала ей свой трофей. Дуня вся покраснела:
— Откуда ты?
— Из магазина, за шелком да гарусом ходила. — А письмо где взяла?
— Почтальон дал.
— Где? — в голосе и на ресницах Дуни дрожали слезы.
— Там, на улице, около магазина.
— Сам отдал?
— Сам, знамо, сам.
Дуня совсем растерялась, готовая расплакаться.
— И он ничего не говорил? — со слезами в голосе спросила она. — Не спрашивал обо мне?
— С какой это стати! — насмешливо отвечала обманщица. — Про здоровье Марьи Дмитриевны спрашивал и про мое, а о тебе и не подумал.
Сказав это, она шмыгнула в ворота, оставив Дуню в глубоком смущении и в горе… "Это за то, что я обманула его, обещала поцеловать и не далась… Противный!"
На этот раз, увидав письмо, Марья Дмитриевна была вполне уверена, что дело ее кончилось, что скоро надо будет готовиться под венец, шить платье, заказывать цветы… В смущении она разломала сургуч…
"Матушка! Ожидаю от вас присылки для пользы кровопийцев, которую, от вас получа, должен им вручить…"
— Господи! Да когда же он их получит! — в отчаянии проговорила она. |