Вся ранняя история корейского коммунистического движения представляла собой ожесточенную борьбу разнообразных группировок. На протяжении первой половины 1920 х гг. главной целью соперничающих фракций было официальное признание Коминтерна, превращавшее марксистский кружок или ассоциацию таких кружков в «настоящую», то есть международно признанную, коммунистическую партию. В течение нескольких лет Коминтерн пытался урегулировать постоянные конфликты, раздиравшие немногочисленное корейское коммунистическое подполье и корейскую левую эмиграцию. В конце концов эту задачу удалось решить, и весной 1925 г. при посредничестве Коминтерна представители соперничавших группировок смогли договориться о создании Коммунистической партии Кореи. Однако просуществовала партия недолго. Фракционная борьба в ней продолжалась с прежней силой, и соперники досаждали руководству Коминтерна в Москве своими жалобами и доносами. В результате в декабре 1928 г., после того как даже вмешательство Коминтерна не смогло примирить противников и смягчить напряженность, руководство Коминтерна пошло на необычный и весьма радикальный шаг – оно официально распустило Коммунистическую партию Кореи.
Все попытки восстановить партию, предпринимавшиеся в 1930 х гг., сталкивались с той же проблемой – бесконечная вражда фракций, которая разгоралась от малейших политических или идеологических разногласий, а чаще всего отражала столкновения амбиций руководителей. К моменту падения японского колониального режима в августе 1945 г. в Корее не существовало организованной Коммунистической партии. В стране действовали только небольшие подпольные группы левого толка, заметно более многочисленные на юге, особенно в Сеуле, традиционном политическом и культурном центре Кореи.
Таким образом, дух фракционизма, позднее известный как «чонь пхачжуи», был характерным признаком корейского коммунистического движения до 1945 г. Эта особенность политической культуры наложила свой отпечаток и на историю Северной Кореи. К 1945 г. в северной части страны, неожиданно оказавшейся под советским контролем, не было ни влиятельных коммунистических организаций, ни коммунистических лидеров общенационального значения. К августу 1945 г. практически все видные коммунистические деятели страны действовали в Сеуле, который оказался в зоне американской оккупации. Поэтому, когда после 1945 г. советское руководство попыталось создать дружественное (желательно – коммунистическое) правительство в оказавшейся под контролем СССР северной части страны, ему пришлось искать коммунистов корейского происхождения за пределами собственно Кореи и организовывать их спешное возвращение на историческую родину. Это означало, что северокорейская политическая элита в первые годы существования КНДР почти целиком состояла из людей, прибывших из разных стран и накопивших к 1945 г. весьма несхожий политический и жизненный опыт.
В августе 1946 г. в результате объединения Коммунистической партии Северной Кореи и Новой народной партии Северной Кореи была создана Трудовая Партия Северной Кореи, руководство которой включало в себя четыре группировки. Эти группировки не только сильно различались по социальному, культурному, образовательному уровню своих членов, но и имели во многом различную политическую ориентацию. При этом членство в той или иной группировке определялось не столько личным выбором политика, сколько его биографией – в первую очередь тем, где он жил и чем занимался до 1945 г. Известно всего лишь несколько случаев, когда фракционная принадлежность того или иного политика вызывала сомнения. Такая неопределенность была следствием некоторых уникальных обстоятельств его биографии.
При этом надо отметить, что фракции существовали именно в руководстве партии и государства, то есть в Центральном Комитете, в аппарате Кабинета Министров, среди армейского командования. Они являлись образованием правящей верхушки, и численность каждой из них измерялась лишь сотнями человек (130–140 человек в «партизанской фракции», около 150–200 – в советской, около 500 – в яньаньской) . |