«Приказ из дворца, — объяснял Биллтоу. — Если Бонвилан хочет держать тебя под землей, ты здесь и останешься».

И за все время пребывания на острове Конору лишь раз позволили выйти наружу — чтобы понаблюдать за посадкой сведы. В тот день покрытая солью поверхность Малого Соленого показалась ему раем.

Конор подмигнул на прощание Отто Маларки, когда Пайк повел того в камеру. Биллтоу же повел Конора из основного здания в отделение безумных. Как и во всех прочих отделениях, эта дверь запиралась не на ключ, а на тяжелый, вертикально торчащий из пола засов. Биллтоу позвонил, снял шляпу и продемонстрировал свою физиономию охраннику, заглянувшему в дверной глазок.

— Самое подходящее место для тебя, Биллтоу, — сказал охранник и поднял засов.

— Каждый день, — пробормотал Биллтоу, широко распахивая дверь. — Каждый чертов день одно и то же замечание.

Конор заговорил, лишь когда они оказались далеко в глубине медленно, но верно разрушающегося коридора. Его договоренность с Биллтоу должна была оставаться секретом.

— Мои простыни уже прибыли?

Биллтоу развеселился; он и думать забыл о простынях.

— Ах да! Особые простыни его величества. Сегодня или завтра, точно не знаю. Что за спешка?

Конор постарался сделать вид, будто пристыжен.

— Я не могу спать, мистер Биллтоу. Разум убедил тело, что, если у меня простыни, как у матери в доме, тогда я, может, и сумею отдохнуть.

Биллтоу кивнул на одно из отверстий дымохода, покрывавших стену:

— Может, стоит засунуть тебя в дымоход. Тогда призраки будут петь тебе колыбельную.

Трубы дымохода, когда-то предназначенные для горячего воздуха и образующие сложную систему в стенах тюрьмы, теперь были заделаны камнем и строительным раствором. Тем не менее Соленые все время пытались удрать через них, с тем единственным результатом, что терялись в бесчисленных изгибах и поворотах, поскольку один каменный угол ничем не отличался от другого.

— Что бы там ни было, простыни — это нарушение правил, — заявил Биллтоу и протянул раскрытую ладонь, хотя ему уже было уплачено.

Конор сжал его руку и вложил в нее необработанный алмаз, который приберегал для себя.

— Знаю, мистер Биллтоу. Вы святой. Если мне удастся поспать хотя бы несколько часов, я буду трудиться для вас вдвое усерднее.

Биллтоу искоса взглянул на него.

— Нет, не вдвое. Втрое.

Конор склонил голову.

— Ладно, втрое.

— Мне нужны новые идеи, — продолжал давить Биллтоу. — Вроде сведы и воздушных шаров.

— Приложу все усилия. Но только если смогу выспаться. Тогда кровь приливает к мозгам. У меня есть идея двенадцатизарядного револьвера.

Биллтоу нахмурился.

— Это мне не нравится. Одно дело — позволить пленникам копать грядки или надувать воздушные шары, но игры с огнестрельным оружием…

Конор пожал плечами.

— Подумайте об этом, мистер Биллтоу. У людей есть деньги. Мы могли бы стать партнерами, когда я освобожусь.

Жадность вспыхнула в глазах Биллтоу, словно желтая лихорадка. Партнерами? Ну уж нет. Если двенадцатизарядный револьвер Финна будет работать, идея будет принадлежать Артуру Биллтоу. Простыни — невелика цена за это.

— Партнеры, значит. Ладно, к твоей следующей смене доставлю простыни.

— Шелковые, — напомнил ему Конор. — Они должны быть шелковые.