Она сидела и притворялась, будто она — это мужчина с папкой, который сидит и смотрит в окошко.

Сократу не нравилось, когда Аврора не обращала на него внимания. Он взобрался на стол и посидел немного на новом месте. Отсюда вести поезд, как он считал, было приятнее. Поезд будто летел по воздуху.

Но потом, когда и это ему надоело, он слез и встал перед мужчиной, который в самом деле ехал куда-то по делам совершенно один. Мужчина за своей газетой словно проснулся и взглянул на Сократа.

— Привет, — сказал он. — Как тебя зовут?

— Сократ. И ещё Нильс и Теге. А как зовут тебя?

— Меня зовут только Нильс, но ещё по фамилии Берамсен, и я не Сократ.

— Ах, какой ты несчастный.

Когда Аврора услышала, что Сократ разговаривает с мужчиной, она тоже быстро слезла с кресла и превратилась в обычную Аврору.

— Это твоя сестра? — спросил мужчина.

— Да. — Сократ строго взглянул на сестрёнку и добавил: — Скажи, как тебя зовут!

— Аврора. — И она обратилась к тому, кто назвал себя «только Нильсом» и ещё Берамсеном: — Вы едете совершенно один?

— Ну сейчас — да. А дома у меня есть маленькая дочка, совсем как ты, и ещё два больших мальчика.

— Ах, вот как, а я-то думала, вы совсем одинокий.

— Нет, я одинокий, только когда в дороге. А в дороге я постоянно.

Дзинь-дзинь! — прозвучал маленький колокольчик в руке у проходившего по коридору человека в белом пиджаке. Колокольчик походил на настоящий золотой, хотя, конечно, золотым не был, а скорее всего, латунным. Он бренчал и в то же время звенел.

— Добро пожаловать в вагон-ресторан на завтрак. Свободные места к вашим услугам.

— Мы туда пойдём? — спросила Аврора.

— Нет, — ответила мама. — Но мы там пообедаем, когда будем проезжать горы.

Аврора уже была в горах один раз летом, но она никогда не видела их зимой. Как замечательно, что поезд пойдёт по горам. Интересно, он будет взъезжать на вершины, а потом съезжать с них вниз?

Ничего подобного, поезд мчался по горным равнинам, а высокие вершины пролетали мимо них справа и слева. Время от времени они пропадали: их заслоняли изгороди, защищавшие путь от заносов. Так что даже в метель, когда ничего кроме летящего снега не видно, колёса сами находили железные рельсы. Но сегодня стояла прекрасная погода и снег сверкал на солнце. Семья Теге уютно расположилась у окна в вагоне-ресторане и с аппетитом обедала, любуясь горными видами.

Один только Сократ ими не восхищался. Он, сопя, был полностью поглощён едой.

На десерт им подали чернослив с молоком. Мама, папа и Аврора наливали в тарелку с черносливом молоко из кувшинчиков, и когда папа хотел помочь в этом Сократу, тот рассердился: если другие наливают себе молоко в тарелку сами, почему не сумеет то же самое сделать он? И он сумел бы налить себе молоко, если бы вагон не качнулся как раз в тот момент, когда он наклонил кувшинчик, и вместо тарелки Сократ вылил его на себя.

Ничего страшного не случилось, но это было страшно обидно — он ведь знал, что смог бы налить себе молоко аккуратнее.

— Это не из-за тебя, — поспешила успокоить его Аврора. — Понимаешь, это качнулся поезд.

Сократ поджал губки, потом открыл рот, но не разревелся, как делал это обычно в те моменты, когда действительно злился, он просто молча заплакал, так что его слёзы покатились на черносливины.

Возле них тут же появился человек в белом пиджаке с кувшинчиком молока, и мама хотела налить молоко в тарелку Сократа, но папа сказал:

— Сократ справится с этим сам, нужно только подождать, пока поезд не пойдёт по рельсам ровнее.