Изменить размер шрифта - +
Сердце ее отчаянно колотилось, в затуманенном ужасом сознании рассеивались последние образы жуткого сна. Перед глазами женщины все еще стояло темное здание на Темзе и затянутый клубами дыма кошмарный Лондон. Арочная дверь в доме — в точности такая же, что преследовала ее и в предыдущих снах, — распахнулась, и за ней оказался Нарбондо с черепом Эдварда в вытянутых руках. А затем череп вспыхнул, и две лампы-глазницы отбросили на город лучи призрачного света. Немедленно раздались звуки разразившегося катаклизма: земля содрогнулась, начали рушиться дома — и тут она проснулась.

Оглядевшись по сторонам, Матушка Ласвелл с неимоверным облегчением поняла, что находится в гостиничном номере. В голове у нее прояснилось, и она бросила взгляд на часы: оказалось, сон ее продолжался от силы часа два. Налив себе уже остывшего чая из чайника на серванте и закусив лепешкой, по окончании трапезы женщина поняла, что теперь читать ее совершенно не тянет. Мысли Матушки обратились к Элис. Двуколка из «Грядущего» в зависимости от расторопности Симонида, от того, где он находился во время прибытия письма и как быстро принялся за выполнение порученного задания, или уже в Айлсфорде, или на пути к нему, но даже в этом случае ожидать жену профессора стоило только часа через три-четыре.

Матушка Ласвелл принялась созерцать раскачивающийся туда-сюда маятник часов, который словно насмехался над ней. «Вы вовсе не обязаны идти», — припомнились ей слова Билла — но ведь сам-то он пошел! Несомненно, Кракен искренне беспокоился о ее мозолях, этим утром изрядно испортивших ей настроение, но… Матушка Ласвелл поднялась с кресла: решение принято. У нее мелькнула мысль оставить у владельца гостиницы письмо Биллу, хотя доверять этому типу, пожалуй, не стоило. Правда, Фред, наймит Нарбондо, мог быть таким же, как и она, постояльцем, а его беседа с хозяином — представлять собой образчик обыкновенной гостиничной трепотни. Оставалось только гадать! В итоге женщина решила ни на кого не полагаться. Она вышла на улицу и у торговца-библиотекаря на платформе узнала дорогу к старому пасторскому дому.

Отыскать ее не составило труда, и вскоре Матушка Ласвелл в тиши и одиночестве шла по извилистой тропинке к зеленевшему вдали лесу. Минут через пятнадцать показался и построенный из черного сланца дом священника — ужасно древний и ветхий на вид. Широкую лужайку перед зданием пересекал выбегающий из леса ручей, а шиферная крыша утопала в тени огромных деревьев. Сущая идиллия! Матушка Ласвелл, наслаждаясь покоем, замерла и некоторое время бездумно смотрела на прозрачную воду и гладкие камушки на дне чистого потока. Вдоль берега ручья вела тропинка, но куда — этого женщина не знала, так же как и не имела представления о местонахождении печей для обжига извести и входа в загадочные туннели контрабандистов.

Вдруг до нее донеслось приглушенное пение — судя по всему, из дома, — и тогда она заметила, что позади строения стоит повозка, а рядом привязана лошадь. Матушка Ласвелл подошла ближе и через открытую дверь дома увидела какого-то старика, приводившего в порядок осыпающийся настенный фриз. Матушка отметила, что к реставрации мастер, пользовавшийся набором маленьких мастерков и скребков, подошел со всем тщанием. Наконец он завершил какой-то этап работы и отошел от стены, оценивая плоды своих трудов и попутно вытягивая из кармана трубку и кисет. Матушка Ласвелл постучала о косяк, старик обернулся, радостно поздоровался:

— Добрый денечек, мэм, — и принялся набивать трубку, обильно усыпая табачной крошкой пол.

— Вы смотритель? — осведомилась Матушка Ласвелл.

— Да вроде того, — пожал плечами старик. — Тут все потихоньку разваливается, ну а я по возможности латаю. Это навроде резьбы по слоновой кости. — Он закурил трубку, затянулся, снова утрамбовал табак и опять поднес спичку.

Быстрый переход