Нет, Саша. Вы интересный, и мне с вами приятно. Но прыгать на этом основании к вам в кровать я не собираюсь. Просто вы как-то вовремя позвонили. Я из Ниццы прилетела, с Аркашкой в Шереметьеве шампанского за расставание выпила и домой уже одна поехала. И от этого мне все-таки не по себе как-то было. А тут вы звоните, и я почувствовала, что…
– Я и раньше звонил, – перебил ее Александр. – У вас телефон не отвечал.
Ему не хотелось выслушивать подробности ее расставания с любовником. Он вообще терпеть не мог вот эту вот звенящую возвышенной грустью патетику, с которой женщины обожали поговорить о своих чувствах. Ну, рассталась с мужчиной. Так ведь не в монастырь же ушла. Будет же кто-то содержать красивую девушку, не сама же она собирается зарабатывать на скромную гламурную жизнь. Ну и нечего окружать этот естественный факт романтическим флером.
Впрочем, почему бы ей не поговорить о высоком? Что она, должна длинно сплюнуть сквозь зубы и процедить: «Ищу нового мужика»?
– Телефон я в Москве забыла, – сказала Аннушка. – Потому на ваши звонки и не отвечала. Все, Саша, хватит об этом! – решительно заявила она. – Показывайте вашего льва.
Они прошли во вторую комнату, где среди других африканских трофеев расположился лев. В виде чучела он производил даже большее впечатление, чем там, на берегу озера, когда Александр застрелил его во время водопоя. Там поражал главным образом его раскатистый рык, при ближайшем же рассмотрении становилась видна свалявшаяся грива и грязноватая шкура. А теперь грива величественно обрамляла могучую голову, шкура шелковисто блестела, и казалось очень правильным, что льва называют царем зверей.
Аннушка потрогала львиную лапу, провела одним пальцем по гриве и сказала:
– Эффектный. Только непонятно, зачем он.
– Вы так рациональны? – усмехнулся Александр.
И тут же пожалел о своей неуместной иронии. Он ведь и сам не очень понимал, зачем ему это чучело.
– Да, – отрубила Аннушка. – Я рациональна. И не чувствую к вам ничего, кроме легкого интереса.
Когда она сердилась, то становилась ничуть не менее привлекательной, чем когда смеялась. У нее было очень живое лицо, и даже от самой легкой перемены чувств оно играло чудесным разнообразием.
– Интерес – это мало? – спросил Александр.
– Для меня – мало. Во всяком случае, в данный период моей жизни.
Она произнесла это таким серьезным тоном, что Александр чуть не расхохотался. Слышать о периодах жизни от двадцатилетней девчонки было весело.
– Чего же вам хочется в данный период вашей жизни? – изо всех сил сохраняя на лице серьезное выражение, поинтересовался он.
– Мне хочется влюбиться.
«То есть квартира, машина и три шубы уже имеются, теперь можно себе позволить излишества, – подумал Александр. – Что ж, влюбляйся, милая, я готов!»
– Поедемте в ресторан, Аннушка, – сказал он. – Думаю, на льва вы уже насмотрелись.
– Не понимаю, Саша, вы циничны или парадоксальны?! – воскликнула она. – Или просто дурочкой меня считаете? Блондинкой из анекдота?
– С чего вы взяли? – он сделал честные глаза.
– С того, что, как только я начинаю говорить о чем-нибудь серьезном, вы сразу меняете тему.
– Просто я догадываюсь, чего вам захотелось, на полсекунды раньше, чем вы сами начинаете это сознавать, – объяснил Александр. – И ваши новые желания становятся новой темой нашего разговора.
Он мог бы объяснить еще, что желания ее так незамысловаты, что догадаться о них нетрудно, как бы она ни старалась предстать перед ним сложной натурой. |