|
Хорошо хоть, сумел разглядеть, как тот поворачивает на Большую Лубянку. Ничего, Бог милостив, нагнали фаэтон у самой Сретенки, и вовремя - тот нырнул в узкий горбатый переулок. Колеса запрыгали по ухабам. Фандорин увидел, что фаэтон останавливается, и ткнул извозчика в спину - мол, кати дальше, не выдавай. Сам нарочно отвернулся в сторону, но краешком глаза видел, как у опрятного каменного особнячка лиловую даму, кланяясь, встречает какой-то ливрейный немалого роста. За первым же углом Эраст Петрович отпустил извозчика и медленно, как бы прогуливаясь, зашагал в обратном направлении. Вот и особнячок - теперь можно было разглядеть его как следует: мезонин с зеленой крышей, на окнах гардины, парадное крыльцо с козырьком. Медной таблички на двери что-то не видно. Зато на лавке у стены сидел-скучал дворник в фартуке и мятом картузе. К нему Эраст Петрович и направился. - А скажи-ка, братец, - начал он сходу, извлекая из кармана казенный двугривенный. - Чей это дом? - Известно чей, - туманно ответил дворник, с интересом следя за пальцами Фандорина. - Держи вот. Что за дама давеча приехала? Приняв монету, дворник степенно ответил: - Дом генеральши Масловой, только они тут не проживают, в наем сдают. А приехала квартирантка, госпожа Бежецкая, Амалия Казимировна. - Кто такая? - насел Эраст Петрович. - Давно ли живет? Много ли народу бывает? Дворник смотрел на него молча, пожевывая губами. В мозгу у него происходила какая-то непонятная работа. - Ты вот что, барин, - сказал он, поднимаясь, и внезапно цепко взял Фандорина за рукав. - Ты погоди-ка. Он подтащил упирающегося Эраста Петровича к крыльцу и дернул за язык бронзового колокольчика. - Ты что?! - ужаснулся сыщик, тщетно пытаясь высвободиться. - Да я тебя... Да ты знаешь, с кем...?! Дверь распахнулась, и на пороге возник ливрейный верзила с огромными песочными бакенбардами и бритым подбородком - сразу видно, не русских кровей. - Так что ходют тут, про Амалию Казимировну интересуются, - слащавым голосом донес подлый дворник. - И деньги предлагали-с. Я не взял-с. Вот я, Джон Карлыч, и рассудил... Дворецкий (а это непременно был дворецкий, раз уж англичанин) смерил арестованного бесстрастным взглядом маленьких колючих глаз, молча сунул иуде серебряный полтинник и чуть посторонился. - Да тут, собственно, полнейшее недоразумение! - все не мог опомниться Фандорин. - It's ridiculous! A complete misunderstanding! - перешел он на английский. - Нет уж, вы пожалуйте-с, пожалуйте-с, - гудел сзади дворник и, для верности взяв Фандорина еще и за второй рукав, протолкнул внутрь. Эраст Петрович оказался в довольно широкой прихожей, прямо напротив медвежьего чучела с серебряным подносом - визитные карточки класть. Стеклянные глазки мохнатого зверя смотрели на попавшего в конфуз регистратора безо всякого сочувствия. - Кто? Зачэм? - коротко, с сильным ацентом спросил дворецкий, совершенно игнорируя вполне приличный английский Фандорина. Эраст Петрович молчал, ни в коем случае не желая раскрывать свое инкогнито. - What's the matter, John? - раздался уже знакомый Фандорину звонкий голос. На устланной ковром лестнице, что, верно, вела в мезонин, стояла хозяйка, успевшая снять шляпку и вуаль. - А-а, юный брюнет, - насмешливо произнесла она, обращаясь к пожиравшему ее взглядом Фандорину. - Я вас еще в Камергерском приметила. Разве можно так на незнакомых дам пялиться? Ловок, ничего не скажешь. Выследил! Студент или так, бездельник? - Фандорин, Эраст Петрович, - представился он, не зная, как отрекомендоваться дальше, но Клеопатра, кажется, уже истолковала его появление по-своему. - Смелых люблю, - усмехнулась она. - Особенно если такие хорошенькие. А вот шпионить некрасиво. Если моя особа вам до такой степени интересна, приезжайте вечером - ко мне кто только не ездит. Там вы вполне сможете удовлетворить свое любопытство. |
