|
Слава богу, пока что судьба миловала их и берегла от гибели, но на ластовых судах уже наблюдался переполох. Волны, перекатываясь через палубы, в первые же два-три часа разбушевавшегося шторма залили трюмы, в которых штабелями лежали мешки с мукой. Груз отяжелел, и транспортные суда дали осадку, того и гляди отправятся на дно. Моряки пытались вынести муку из трюмов, погрузить в шлюпки, да где там?! Сама попытка выглядела нелепостью. Первая же шлюпка, спущенная на воду, забилась в волнах, словно щепка, и, перевернувшись вверх килем, скрылась в морской пучине. На дербентском берегу, возле реки Милукенти, собрался весь воинский гарнизон, наблюдая, с какой жестокостью расправляется море в российским флотом. Все смотрели в свирепствующую морскую даль, и никто не мор помочь морякам. Наконец генерал-адмирал Апраксин, с трудом сообщавшийся с капитанами ластовых судов при помощи сигнализации, отдал приказ: направить транспорт к берегу и посадить на мель. Команда была принята, и корабли один за другим двинулись на песчаный мыс южнее Дербента. Несколько судов, с силой ударившись о берег, треснули. Другие, более удачно вынесенные волнами, так и остались в горизонтальном положении, словно под ними была вода, а не прибрежный песок. Сотни солдат, брошенных на спасение моряков и груза, в считанные часы вы" грузили намоченные мешки с мукой и прочий провиант, повезли на лошадях и верблюдах в Дербент. Объединённый отряд полковника Наумова в это время занимал оборону по горам и низине со стороны Самура, откуда могли в любую минуту появиться разогнанные воины султана Дауда. Предводитель туркмен Берек-хан, сопровождаемый полусотней джигитов, спустился с гор с тремя ранеными, одним из них был его брат Мурад. Юноше разрубили саблей руку, выбросили из седла а только чудом он спасся от конских копыт. Туркмены нашла его под откосом у пенистой речки. От потери крови Мурад потерял сознание. Берек боялся не довезти его живым до Дербента, и лишь когда добрался до палаток походного госпиталя, облегчённо вздохнул. Мурада привели в чувство, перевязали рану и уложили на раскладную кровать. Берек-хан отправился в штаб командования доложить об обстановке на Самуре, и возле штабной палатки увидел Волынского.
— Хай, господин губернатор! — обрадованно воскликнул Берек-хан. — К тебе я шёл! — Какого чёрта! — взревел Волынский; — Не видишь, какой переполох на море, лезешь под руку! Однако мы тебя тут вспоминали. — Дорогой губернатор, я брата привёз. Прошу тебя, скажи доктору, пусть его хорошо лечат. — Лёгок ты, однако, на помин, говорю! — прокричал на ухо туркмену Волынский, поскольку порывы сильного ветра срывали с губ слова и уносили прочь. — Иди за мной! В палатке сидели в раскладных креслах государь, Апраксин, Толстой и Матюшкин. Разговор у них был нелёгкий. Войско фактически лишилось всех запасов провианта. По расчётам, муки хватит лишь на месяц, да и та подмочена горько-солёной водой. Тридцать судов с мукой ждали из Астрахани: они должны были подойти через неделю. Но Пётр, здраво оценив сложившуюся обстановку, решил дальше, на юг, не идти, ограничиться тем, что заняли. Посему не было необходимости везти сюда основные запасы провианта. Апраксин предложил послать отряд казаков с распоряжением на Бирючью косу, чтобы застать капитана Вильбоа и не дать ему выйти с тридцатью судами в море. О том, что донесение могли бы отвезти туркмены, не было и речи. Это Волынский, увидев Берек-хана с джигитами, сразу смекнул: «Эти сорви-головы в один день управятся!» Губернатор, входя в палатку, потянул за рукав Берек-хана, обратился к царю: — Вот, великий государь, тот человек, который отвезёт приказ вашего величества на косу капитану Вильбоа. — Оно и верно, — согласился царь. — А то не знаю, за какое геройство землёй тебя жаловать. Дорогу на Бирючью косу хорошо знаешь? — Ездил много раз, великий государь. |
