Спустя час его околдовало вселенское чудо. Он увидел перед собой покрытую голубым инеем бесконечную пустыню. Над бледно-синим пространством сияли звёзды и кружились планеты. Сначала они были чуть больше звёзд, но вот начали увеличиваться и понеслись, совершая огромные круги и снижаясь к земле: Марс, Венера, Сатурн, Нептун… Вот они всё ближе и ближе, и размеры стали больше мешхедского дворца. Каждая из планет, подлетая к Надир-шаху, останавливалась, тяжело дыша огромными круглыми боками, и уносилась дальше. Так представились ему все планеты и, снова кружась, улетели в звёздное небо. А потом стало тихо-тихо, и спустился с неба на белом облаке Аллах.

— Салам алейкум, — сказал он и ощупал Надир-шаха голубыми глазами.

Шах догадался, что это сам Аллах, и упал перед ним на колени. Всевышний дотронулся до лба Надир-шаха, сказал с горечью:

— Много я видел властелинов, но такого, который бы грабил мёртвых царей, вижу впервые. Вели тому, кто привёз тебе надгробие Тимура и ворота от мечети, немедленно отвезти назад, в Самарканд. Пусть тот, кто взял их, и положит на прежнее место…»

Надир-шах проснулся оглушённый и раздавленный словами Аллаха. В голове его стоял необычный, неземной звон, а грудь давило изнутри, словно в ней поселился чужой дух. Он не только распирал грудную клетку, но и заставлял каяться в содеянном над прахом Тимура. Хватаясь то за горло, то за голову, Надир-шах понял, что Аллах вселил в него душу самого Тимура. Он заставлял Надир-шаха мысленно, про себя произносить: «Виноват, каюсь… Злой дух попутал меня посягнуть на твою вековечную славу и украсть её для себя… Я поступил, как разбойник, но не как властелин… Я прошу прощения и клянусь тебе, великий Тимур, надгробие с твоей могилы отвезёт и положит на место тот, кто его снял. Когда тяжёлый нефритовый камень снова прикроет твой прах, то и душа твоя успокоится и не будет носиться по всей Вселенной. И тот, кто снял ворота с мечети Биби-ханым, он же и поставит их на место, — в этом тоже даю клятву. Пусть душа твоя, могучий Тимур, ходит через эти ворота к твоей верной супруге… Прости меня и ты, Всевышний, не поднимай больше душу Тимура и не насылай её на меня. Нет ничего позорнее, когда один великий дух смущает дух другого великого!»

«Ты велик?! Тогда кто же низок!» — разнеслось под сводами опочивальни, и Надир-щах от страха закрыл лицо ладонями.

Он долго не поднимал голову, боясь увидеть Аллаха, и уже твёрдо уверовал: всё, что произошло в эту ночь, не было сном. Стеснённый чужим духом, Надир-шах с трудом дождался голоса муэдзина, призывавшего к первой утренней молитве. Добрый, идущий из самого сердца клич «Во имя единого и Всевышнего», шах воспринял как тёплый бальзам, положенный на сердечную рану. Выйдя из опочивальни, шах направился по галерее к шейх-уль-Исламу, глядя на стоящих по обеим сторонам гвардейцев. «Стража надёжна, но нет такой стражи, которая могла бы удержать Аллаха», — подумал он, Шейх-уль-Ислам, а попросту мулла-баши, как обращал к нему повелитель Персии, уже стоял на коленях — совершал утренний намаз. Беседуя с Аллахом, он не обратил на своего повелителя ни малейшего внимания, и Надир-шах вновь отметил: «Нет Бога выше, чем Аллах!» Наконец, шейх-уль-Ислам, благообразный старичок в чёрной феске и таком же домашнем халате, встал и отвесил нижайший поклон своему государю.

— Мулла-баши, моё величество этой ночью имело честь общаться с самим Аллахом, — стеснённо проговорил Надир-шах.

— Ваше величество все ваши подданные, следуя примеру своего повелителя, ежедневно общаются с Аллахом.