Я-то отлично понимаю, что она в нем находила. Весь из себя красавец писаный…
— Бородатый? — оживилась Мартуся.
— Бритый. Так ты что же, собираешься…
— А что? Так, насолить второй жене. Не люблю вторых жён. А бороду он может и отпустить, правильно? Погоди, а откуда ты знаешь, что он красавец?
— Фотографию видела.
— Она носит с собой его фото?!
— У неё много фотографий в портмоне завалялось, никак порядок не наведёт. И бывший муж, и дети, и брат, и подруга, эта Агата… Она показала мне все фотографии, потому что я люблю знать, с кем имею дело. Я бы и сама в него влюбилась, к тому же мужик интеллигентный и работящий. Разве что глупый как пень, но для мужика это нормальное дело, если баба ему задурила голову. Нельзя с него много требовать.
— Ну и почему Борковская в нем разочаровалась?
— Понимаешь, у него такой характер, что когда тишь да гладь, все замечательно. Но представь себе, поехали они с женой на природу, а там выяснилось, что жена кувшинки обожает. И вот он лезет в воду за кувшинками, и вся его любовь прямо на глазах скисает…
— Почему именно кувшинки? — удивилась Мартуся.
Я удивилась ещё сильнее:
— Ты что, не знаешь, что такое кувшинки и где они растут?
— Я в растениях не разбираюсь… Это ведь цветочки такие?
— С ума сойти… Ты никогда не рвала кувшинок?
— Как-то не сложилось у меня с этим делом. А что, надо голову пеплом посыпать? Можно мне посыпать под пиво?
— Можно, хотя ты пива и не заслуживаешь. К твоему сведению, кувшинки произрастают в воде, и не просто в воде, а там, где глубоко. А представь, что он с пикника намылился прямо в «Мариотт», «Шератон» или, скажем, в «Риц». И что?
— А если бы жена возила в багажнике резиновые сапоги?
— Так ведь брюки в сапогах помнутся!
— Можно снять штаны и влезть в воду босиком.
— А пиджак? А манжеты рубашки? Пришлось бы догола раздеваться, а если бы его кто нагишом увидел? Я тебе тут его характер объясняю, а не как правильно собирать водяную флору. Понимаешь, жена чего-нибудь захочет, а он её любит и должен бы ей это дать, да не может. Не способен на такое. И он сразу чувствует себя гадом. Какой у него выход? Перестать её любить. Все просто. Иными словами, если у этого типа что-нибудь не так, из него всякая паршивость мигом вылезает.
— И она его любила?!
Я примирительно помахала штопором.
— Его, его. Ничего страшного. Из каждого иногда вылезает какая-нибудь паршивость, только разная. Больше, меньше, вредная или нет, ужасная или глупая, явная, тайная… отсюда и неврозы человеческие. Иногда эта паршивость и вовсе малюсенькая, можно не обращать внимания.
— Но Борковскую это потрясло?
— Потрясло, потому что она-то думала, что муж её любит всем сердцем, что он не такой тупица и не так трясётся за свою репутацию. Борковская со второй женой соперничать не стала, она просто вычеркнула его из своей жизни. А мстить… нет, не желает она мстить, слишком велика честь для такого болвана.
После недолгих размышлений и очередной банки пива Мартуся решила, что я права. Я с завистью на неё смотрела: и как она ухитрялась не толстеть от такого количества пива? Причём пиво ей не просто не вредило, Мартуся явно от него хорошела и даже соображала быстрее — замечательное свойство организма…
— И что теперь? — спросила Мартуся.
— Не знаю, — вздохнула я. — И не знаю, что сделают менты. Потому что я не вижу причин, по которым вторая жена могла пришить собственную подругу. Может, это все-таки не она? Пусть полиция сначала найдёт вещественные доказательства, огнестрельное оружие, микроследы…
— Пиджак. |