Немного погодя Эльса бежала так, будто пятки касались раскаленного песка. И вот она с красной разодранной щекой сидит в маленьком кабинете и ждет маму. Эльса знает, что они будут допытываться, с чего все началось. Она ненавидит понедельники, вот с чего началось. С того, что сегодня понедельник.

Эльса крутила глобус, стоявший на столе у директора. Кажется, директору от этого было не по себе, и Эльса крутила глобус с удвоенным рвением.

— Эльса, может, хватит, — сказал директор, не прибавив в конце знака вопроса.

— Воздух общий, — ответила Эльса.

У директора аж ноздри раздулись от возмущения. Он показал на царапины на ее щеке.

— Ну что? Ты готова рассказать, с чего все началось?

Эльса не удостоила его ответом.

Все-таки бабушка ловко все придумала. В этом ей не откажешь. Конечно, Эльсу по-прежнему дико бесят эти идиотские поиски сокровищ, но как здорово она придумала оставить в письме слово «Миамас»! Потому что Эльса стояла у двери по меньшей мере сотню вечностей, пока не решилась нажать на звонок. А если бы бабушка не догадалась, что Эльса прочтет письмо, хотя чужие письма читать нельзя, и если бы она не написала «Миамас» обычными буквами, Эльса просто бросила бы письмо в почтовый ящик Монстра и убежала. Но она все-таки позвонила в дверь, чтобы потребовать у Монстра ответа на свои вопросы.

Потому что Миамас принадлежит только Эльсе и бабушке. И никому другому. При мысли о том, что бабушка брала с собой в Миамас какого-то дебильного урода, Эльса приходила в такое бешенство, что никакие монстры ей были уже не страшны. Ну не то чтобы совсем не страшны, но бешенство слегка перевешивало.

В соседней квартире по-прежнему выл Друг, но, когда Эльса позвонила в дверь Монстра, ничего не случилось. Она позвонила еще раз, а потом постучала так, что деревянная дверь затрещала. В конце концов Эльса заглянула в щель для почты, но внутри было темно. Никаких признаков жизни. Единственное, что можно разобрать, — это едкий запах моющего средства — такого ядреного, что запах пробивался сквозь слизистые оболочки и разъедал глаза.

И хоть бы один монстр, пусть самый маленький!

Эльса сняла ранец и достала четыре пакета с «Даймом». Развернула конфеты и через отверстие для почты скормила их Другу. На какое-то недолгое время существо замолчало. Эльса решила называть его «существом» до тех пор, пока не установит его биологическую принадлежность: что бы там ни говорила Бритт-Мари, Эльса была уверена: никакая это не собака. Таких больших собак не бывает.

— Перестань выть. А то Бритт-Мари вызовет полицию и они тебя убьют, — прошептала она в щель для почты.

Интересно, понимает ли существо ее слова? Оно молча поедало конфеты. Так делают все разумные существа, если им предлагают «Дайм».

— Если увидишь Монстра, передай, что у меня для него письмо, — сказала Эльса.

Существо ничего не ответило, однако из почтовой щели доносилось его теплое дыхание.

— Передай ему, что бабушка просит прощения, — прошептала Эльса.

Потом она убрала письмо в ранец, села в автобус и поехала в школу. В какой-то момент Эльсе показалось, что из окна автобуса она снова видит его. Того худощавого, который вчера отсвечивал возле похоронного бюро, пока мама разговаривала с женщиной-китом. На этот раз он стоял в тени возле дома на противоположной стороне улицы. Его лица не было видно за клубами табачного дыма, но какой-то животный, ледяной страх сжимал ей ребра.

Через мгновение мужчина исчез.

Поэтому она не смогла стать невидимой, когда подходила к школе. Делаться невидимкой — суперспособность, которую можно тренировать, и Эльса упражнялась в этом искусстве до одурения, но, если ты зол или напуган, суперспособность не действует.