Неужели так трудно исправить, а? Не хотят! Потом, конечно, мне бабушка объяснила, что Цна — это речка, в честь нее назвали ресторан. Правда, очень она далеко от Егорьевска.
— Да мужик один зашел вчера в «Цну», а был с похмелья, ну и белая горячка пришла к нему, — рассказывал дядя Витя неторопливо. — И он при всем честном народе вскочил вдруг да и бросился прямо на оконное стекло… Там стекла-то широченные, в «Цне». И орет на бегу: «Холера, холера!»
— С ума сошел от водки, — сказала бабушка сурово.
— Не, ты не права, баб Оль, — поправил ее дядя Миша. — Он не от водки с ума сошел и не от холеры, а потому что похмелиться не успел. Махнул бы стопочку вовремя, жив бы остался.
— Да он и так жив остался, — махнул рукой дядя Витя. — Что ему сделается?
— Так ведь второй этаж! — ужаснулась бабушка.
— Разбился он, насмерть разбился, Оля, — успокоила ее тетя Даша. — Завтра хоронить будут.
— Живой, говорю тебе! — стоял на своем дядя Витя. — «Скорая» мужика увезла. Порезался да ногу сломал, может, ребра еще.
Тетя Даша казалась расстроенной и разочарованной таким исходом горячечного исступления.
— Живой, говоришь? Ну да, ну да, вам, пьяным, все как с гуся вода.
— Эт точно, — согласился дядя Миша. — Ни одна холера нас не берет, Даш. Вино надо пить больше, вот что я скажу, и никакая зараза не пристанет. Ты же медсестра, должна это знать.
— Знаю я, знаю. А вот еще говорят, что холеру комары разносят. Мне кажется, врут.
— Конечно, врут, — охотно согласился дядя Миша. — Мне в армии говорили, на Каспии, что это не холеру, а малярию комары переносят, и то — не всякие комары, а только очень большие. Вот их надо бояться.
— Ну, вот еще и малярии нам не хватало! — занервничала бабушка.
— Две эпидемии зараз не бывают, — утешила ее тетя Даша.
— Ну и слава Богу.
На том и разошлись.
— Теперь крысы у нас пойдут, — ворчала как-то раз, в конце лета, бабушка, неодобрительно глядя из бокового окна избы куда-то поверх забора.
Там, за забором, раскинулись «райкины угодья», как бабушка с укоризной именовала обширный земельный надел возле высоченного домины, застившего нам свет круглый год (только в разгар лета солнышко показывалось над коньком дома тети Раи).
— Откуда пойдут крысы, бабушка? — спрашивал я, не веря в возможность такого большого приключения.
— От поросенка. Они всегда там бывают, где поросенок.
— Как же они берутся, эти крысы? — все еще сомневался я.
— Так и берутся. В какашках поросячьих они заводятся. И потом по всем домам разбегаются.
Крысы! Вот здорово! Это ведь мыши, только очень большие. И злые. Воевать с обычными мышами было, конечно, лучше, чем ничего, но потихоньку надоело. Хотелось новых приключений. Хорошо бы крысы пришли к нам с бабушкой! Вот бы их увидеть, да и прихлопнуть веником!
Обычные серые мыши жили у бабушки на кухне и в чулане. О, этот прохладный чулан с покатым полом, с тонким запахом плесени из просевших углов, без единого окошка, где бабушкина голова натыкается впотьмах на подвязанные к потолку мешки с крупой — гречкой, пшенкой, горохом… С мукой и даже «лошадиной солью»! «Ты думаешь, мыши соль жрать не станут? Станут, они все съедят, стервы!»
От мышей бабушка и подвешивала тюки к потолку на веревочке.
«Стервами» бабушка называла только неодушевленные предметы или животных, но ни в коем случае не людей. |