Он из приличных.
— Он уже офицер.
— Ну вот видишь!
В следующие выходные Джеймс и девять его соратников приехали в гости к полковнику. Все вели себя достойно, хотя, как и прежние гости, с удовольствием посещали офицерский клуб в близлежащем городке.
Все, кроме Джеймса.
Они с полковником Грантом сидели на веранде и пили чай.
— Скажите, а что в гарнизоне говорят?
— Про то, что мы сидим здесь без дела? — с горечью спросил Джеймс.
— Да, и про это тоже.
Полковнику наверняка было известно, что говорят в гарнизоне: его приятель, полковник Чейз, сам все слышал в офицерском клубе. Неужели Грант забыл, что Джеймс больше не общается с нижними чинами?
— Солдаты недовольны, сэр. Им не нравится бездействовать. Но вы же знаете, они всегда и всем недовольны. Видите ли, сэр, по-моему, рядовые просто не любят офицеров. Впрочем, вас, наверное, не это интересует…
Полковник понимающе кивнул. Они с Чейзом неоднократно обсуждали настроения среди личного состава и причины разочарования в армейской службе и всякий раз приходили к выводу, что отстали от времени.
— А среди офицеров наблюдаются… м-м, опасные настроения? Подрывные разговоры?
Судя по всему, полковник Чейз слышал что-то в этом роде. Проблема заключалась в том, как он это истолковал.
— Я политику не люблю, сэр. Мне неинтересно, — признался Джеймс.
Он однажды осмелился произнести это среди офицеров в клубе. Сказал об этом тем же тоном, как если бы объяснял, что не любит сладкого чая. Он мог бы заявить, что поддерживает консерваторов или — из дерзости, — что намерен голосовать за лейбористов. Утверждение, что к политике он равнодушен, звучало нелепо. Так во времена Мартина Лютера прозвучало бы заявление о том, что кому-то безразлична религия. Отсутствие интереса к проблемам политики было равносильно отсутствию интереса к судьбам человечества. Поэтому весь вечер десяток молодых офицеров наставляли его на путь истинный, решив, что он просто недостаточно информирован. Джеймсу пришлось терпеливо выслушать их и продемонстрировать вежливую заинтересованность.
Пристальное внимание окружающих к отсутствию у него «должного чувства» напомнило Джеймсу беспечные дни 1938 года. Напряженный интерес к проблемам политики — особенно левого толка — не характерен для британцев, однако в 1938 году его подогревали Гражданская война в Испании, Депрессия, нищета и военная угроза. В то время Джеймс прислушивался к дискуссиям, хотя больше увлекался поэзией.
Молодые офицеры гарнизона в основном придерживались либеральных взглядов, но больше всего обсуждались проблемы Индии. Говорила в основном молодежь, офицеры старшего поколения помалкивали. Повсюду велись зажигательные разговоры об освобождении Индии из-под колонизаторского ига, и главной задачей гарнизона Икс было их подавление.
О чем полковник Чейз говорил полковнику Гранту? Наверное, о большевиках, о коммунистах, о пятой колонне, об агитаторах и подрывной деятельности. Возможно, даже о военном трибунале.
— Джеймс, политику можно не любить, но избежать ее нельзя.
— Я никогда о ней не думаю, сэр, — честно ответил Джеймс.
— Неужели вам безразлично, что происходит с нами в Индии? — удрученно осведомился полковник. — Мы построили железные дороги, поддерживали порядок… — Он умолк. От порядка не осталось и следа: Индийский национальный конгресс, мятежники и агитаторы организуют протесты, людей бросают в тюрьмы… — Джеймс, неужели вам безразлична судьба Британской империи?
— По-моему, вождям и князьям придется уйти, сэр.
— Понятно… значит, вам все равно.
В объятиях Дафны Джеймс не заметил бы исчезновения Британской империи. |