Лайонел взял ручку Мэри и сказал:

— Значит, ты и есть малышка Мэри. Очень рад, что мы наконец познакомились. — Он с торжественным видом наклонился и поцеловал крошечную коричневую ручку, а потом подмигнул, и она захихикала. — Какой славный ребенок, — сказал он Виктории. — Поздравляю. Что же ты так долго скрывала от нас это сокровище? — Лайонел распростер объятия, Мэри подошла и уткнулась лицом в рубашку со всеми цветами радуги.

Эта встреча завершилась, но вскоре состоялась еще одна.

— Вот моя сливочная карамелька, мой маленький шоколадный эклерчик, — приветствовал Мэри Лайонел и заметил лицо Виктории — она занервничала, вспомнив милые кулинарные метафоры Сэма. — Если я буду говорить, что съем тебя, — сообщил Лайонел малышке, — воспринимай это лишь как обоснованное выражение моей искренней привязанности.

Когда Виктория с Мэри ушли домой, Эдвард заговорил с отцом:

— Если не понимаешь, почему не следует называть ее шоколадной, то ты отстал от жизни.

— Ох боже, боже мой. Отстал? Ну ладно, пусть будет так.

— Лайонел, — вступила и его бывшая жена, — мне кажется, иногда ты ее немного пугаешь.

— Но ведь ненадолго. Какая она милашка! Такая малышка… Я просто на седьмом небе. А вот если бы у нас с тобой была девочка, мы бы, наверное, не разошлись? — спросил он у Джесси.

— Бог знает, — ответила она, решив, что и на Всемогущего распространяется презумпции невиновности.

— Естественно, нет, — сказал Эдвард, скорее, упирая на то, чего не надо делать в настоящем, чем осуждая сделанное в прошлом.

— Да, да, да, — вставил Томас. — Счастливые семьи.

— Я лишь хочу получить право на свидания. Разве у деда в наши дни не может быть никаких прав?

— Приходи, тебе всегда рады, — сказала бывшая жена. — Но давай не злоупотреблять своей удачей.

Томас позвонил Виктории и попросил разрешения взять Мэри с собой в бассейн. Виктория сказала, что малышка не умеет плавать, а Томас пообещал, что научит.

Затем последовал зоопарк, планетарий, поездка на лодке по реке в Гринвич.

А Виктория думала: «У меня двое детей, как же Диксон?» Так несправедливо. Да, сын еще крошка, ему всего три, но он понимал, что сестру балуют больше, чем его.

Джесси как-то сказала, что если детей двое, неправильно давать одному больше, чем другому.

— Даже и не думай об этом, мама, — сразу же отреагировал Эдвард.

— Может, иногда нам стоит брать и его вместе с Мэри?

— Нет, одной хватит. Извини, но есть же какие-то пределы!

Мэри пошла в первый класс, там ей было плохо. Виктория вспомнила, как страдала и сама, хотя она нашла для себя выход — быть тихой, держаться от греха подальше, и — если уж говорить начистоту — подхалимничать перед старшими мальчишками и девчонками. Она велела и Мэри делать то же самое, а сама переживала, поскольку знала, что дочка плачет по ночам.

Она все недоумевала, как Стэйвни могли по собственной воле отдать своих драгоценных сыновей в эту ужасную школу, где все были так жестоки друг к другу. Виктория искренне верила, что в хорошей школе, куда ходят богатые дети, ничего подобного нет. В своих самых сокровенных мечтах, которыми она не делилась даже с Бесси, Виктория уповала на то, что Стэйвни отправят Мэри в привилегированную школу, где она сможет учиться и потом стать кем-нибудь значительным.

Через некоторое время позвонила Джесси и спросила: не захочет ли Мэри сходить в театр на дневной сеанс? Виктории снова вспомнились «Отверженные», она сказала, что Мэри будет просто счастлива.