В меню была нежнейшая телятина с разваристыми бобами, обильно политая соусом, душистым, острым и архисложным в приготовлении — одних трав надо было покрошить десятка три видов. Но получалось очень даже вкусно.
Олег оглядел сотрапезников. Елена и Гелла кушали как птички, не доедая даже свои кукольные порции. Игнатий приканчивал уже вторую добавку, регулярно напоминая Пончику о трапезе — протоспафарий, в основном, пожирал глазами сеньору Читти, изредка, когда Фока непочтительно пихал его в бок, накалывая двузубой вилкой пару бобов или кусочек мяса.
Сухов отмахнулся от лакея и сам разлил вино по драгоценным стеклянным кубкам.
— Пончик, — сказал он, — плесни компота Геллочке.
Протоспафарий кинулся исполнять просьбу, едва не пролив весь кувшин на обожаемый им предмет, чуть не умер от огорчения, но все же умудрился наполнить кубок ягодным отваром, почти не измарав скатерть.
Читти улыбнулась, мимоходом осчастливив Пончика, и поделилась напитком с Натальей. Пей, дитятко, пей…
Отхлебнув вина, Олег сказал:
— Сообщаю пренеприятнейшее известие: базилевс повелел, и я должен отправиться в Киев. Хочет наш Святейший напакостить хазарам по-крупному — и чужими руками. Не получилось у него аланов натравить на каганат, так решил он побить хазар войском русским, напустить на них дружину Ингоря, сына Рюрика…
— А ты? — спросила Елена.
«По-моему, она не слишком-то и опечалена», — ревниво подумал Сухов и буркнул вслух:
— А что я? Хватаю своих варягов и двигаю Ингоря Рюриковича уговаривать, злато-серебро сулить…
Тут Гелла прижала к себе Наталью, так, что глаза кормилицы только и были видны из-за светлого чубчика, и сказала волнующим грудным голосом:
— Александр, ты тоже будешь героем?
Пончик, который в это время растерянно смотрел на Олега, соображая, как же ему быть, мигом втянул живот, выпрямился и решительно, солидно проговорил:
— Конечно. Куда ж они без меня? Угу…
Сухов испустил нарочито длинный вздох, косясь на Елену, однако прилива любви и нежности не дождался. Вернее, прилив-то был, но весь запас тёплых чувств жена растратила не на мужа. «Всё лучшее — детям».
— Кому мы тут нужны, Понч? — сказал Олег, преувеличенно печалуясь.
— Им нас совсем не жалко! — подхватил Шурик горестно, взглядывая на Геллу. — Угу…
— Скучать и тосковать по нам уж точно никто не станет.
Посмотрев на обеих мамочек, с увлечением менявших пелёнки Наталье, Сухов вздохнул уже неподдельно и махнул обречённо рукой.
— Пойдём собираться, Понч.
— Пошли… Угу.
Тщательно отмывшись в купальне, Олег переоделся в чистое и поднялся к себе. Елена уже была там — она стояла у сундука-«башенки», откинув высокую крышку, и впрямь похожую на четырёхскатную кровлю.
— Смену белья возьмёшь, — сказала Мелиссина непререкаемым тоном, выкладывая сложенные вещи, — полотенце не забудь… А где твой сагий?
— Лето на дворе, — проворчал Сухов, — буду я ещё жариться в сагии…
Женщина повернулась к нему, изгибая губы в сладкой улыбке, положила руки Олегу на плечи.
— Ты меня к Наталье ревнуешь? — промурлыкала она. — Глупый мой варвар…
Сухов притянул Елену к себе, чувствуя, как кровь начинает потихоньку закипать.
— А давай прямо здесь? — сказала Мелиссина, быстро подбирая подол столы и стягивая её с себя.
— А давай!..
…Отплывали рано утром, когда солнце едва показало краешек за кипарисами на восточном берегу Босфора. |