Изменить размер шрифта - +
Слишком пристально. Она была так поглощена наблюдением, что забыла о необходимости удерживать изображение на поверхности жидкости. И теперь оно ускользало от нее, терялось в завихрениях красок. Черин удвоила усилия, заставила жидкость закипеть снова. Серебряные пузырьки, вырываясь на поверхность, взрывались черными точками на желтой поверхности, вскипали кремовыми, охряными, янтарными водоворотами. Пена еще раз добралась до края котла и бурлила там до тех пор, пока Черин не ослабила свое колдовство. Жидкость снова остыла, разгладилась и отразила ее лицо, зелень глаз и гордо вздернутый носик. Черин фыркнула, топнула ножкой и ослабила контроль над жидкостью.

Огонь в очаге замигал.

Снаружи гроза достигла горы и зацепилась за вершину, пойманная нисходящими потоками воздуха, которые повернули ее назад, на долину.

Блеснула молния.

Грянул гром, потом еще раз, и гулкое эхо пронеслось через весь небосвод.

Черин снова призвала магию. Жидкость явила изображение мужчины; он ехал верхом на драконе вдоль глубокого ущелья к естественному мосту, который в конечном счете должен был переправить их через реку в королевство Лелар. Мужчина крепко держался за высокий роговой гребень седла. Воистину красавец, и волосы у него роскошные. Черин не могла понять, что заставляет его идти прочь от покоя, царящего по эту сторону ущелья, – навстречу ужасу и злу, что таятся в Леларе.

Потом ее вновь захлестнула безумная злость на него.

– Черт побери! – выкрикнула Черин и в ярости пнула котел.

В следующее мгновение она уже приплясывала вокруг котла, стараясь поймать рукой носок ушибленной ноги. Овладев собой, она добралась до носка не физически, а своими чарами и привела все в порядок. Нога перестала болеть.

Ведьма вернулась к котлу, опять вызвала изображение и собрала воедино всю свою ненависть к этому человеку. Он ее поимел! Она нараспев бормотала слова заклинаний. Она проговорила их в прямом порядке, потом – в обратном. Трижды моргнула, поводила носом: один раз налево и дважды – направо. Потом сосредоточилась.

Но он все сидел верхом на драконе, по-прежнему невредимый и такой же самоуверенный – словно она и не произнесла ни единого слова. Она насылала на него проклятия, желала ему провалиться в расселину, упасть в поток, погибнуть страшной смертью на горячем камне внизу. Будь он проклят! Она шлепнула ладонью но жидкости в котле и начала снова. На этот раз она попыталась испепелить обидчика, сжечь его иссушающим жаром солнца, измолоть в сухую, бесполезную пыль. Но и это не сработало. Он держался за роговой выступ на спине дракона, невосприимчивый к ее магии, даже не замечая ее усилий.

Она отвернулась от котла, и картина померкла.

Разве она не Черин, дочь Малгэй?

Разве она не Ведьма Глаз-Горы?

– Разве я не Багровая Ведьма, которую боятся все Простые? – спросила она у стен комнаты, у ковров, покрывающих каменный пол пещеры.

Но стены ей не ответили.

– Разве это не так?

И снова – молчание.

В гневе она вдохнула жизнь в две скалы и повторила им свой вопрос. Скалы поспешно согласились, что она действительно именно та, за кого себя выдает: Черин, дочь Малгэй (да, Малгэй была величайшей ведьмой Глаз-Горы, и само ее имя повергало в трепет любого Простого, но, несмотря на это, она была любезной женщиной и хорошо относилась как к обладающим Даром, так и к тем, кто Дара лишен). Скалы согласились, что она – Ведьма Глаз-Горы, Багровая Ведьма (как называют ее наиболее романтичные из Простых – в основном из-за ее красных одежд). Как вам такая картина: сплошная тьма, и лишь киноварно-красное мерцание исходит от точеной фигурки ведьмы, проплывающей между вершинами гор, скользящей на воздушном потоке в Глаз-Пещеру? Да, от подобного зрелища учащенно бились сердца многих мальчишек-Простых, лишенных Дара, – тех, кому никогда не прикоснуться к ее груди, никогда не вкусить блаженства ее чресл.

Быстрый переход