Изменить размер шрифта - +

 - Ты - нет, а Сюзан видит, - возразил Хоук.

 Белсон посмотрел на Хоука, на секунду задержал взгляд, затем кивнул.

 - Сколько это займет? - спросил Квирк.

 - Где-то дней десять. Большинство пациентов приходит раз или два в неделю, - ответил я. - Во всяком случае, это лучшее, что я могу предложить.

 Квирк кивнул.

 - Но нужно действовать осторожно, - сказал я. - Представьте, какой-нибудь больной выходит от психотерапевта и замечает, что за ним следит полицейский...

 - Знаю, - оборвал меня Квирк. - Нельзя их пугать.

 - И если Сюзан подловит нас, тоже беды не оберешься, - вставил Хоук.

 - И это знаю, - кивнул Квирк.

 - Ладно, - вздохнул я, - посмотрим. Первый пациент приходит в девять, последний уходит в шесть. Если кто-то будет на машине, перепишем номер. Если придет пешком, проследим и узнаем адрес.

 - Но один из нас должен постоянно находиться с Сюзан, - напомнил Квирк.

 - Да.

 - Отсюда можно наблюдать? - спросил Квирк и подошел к окну.

 - Не очень хорошо видно. Нужно следить снаружи.

 Хоук выглянул в окно. На улице было мрачно и сыро. Дождь не прекращался.

 - Да, неплохое местечко для отпуска, - мрачно улыбнулся Хоук.

 ...Они решили, что это кто-то другой. Черномазый. Какой-то придурок, который угрохал собственную жену, подделал его почерк и заявил, что это он убил всех остальных. Удачный случай. Оставалось лишь остановиться, они бы замели черномазого, и он был бы в полной безопасности. Но мог ли он остановиться? Боже правый, да как же он мог остановиться! Какая бы это была потеря. Какая пустота в жизни. Как он мог лишить себя этого? Планировать, тихо подкрадываться к жертве, ловить ее, а потом незаметно исчезать - ведь все это и составляло его жизнь. Что он без этого? Чем еще можно заполнить эту пустоту? Мог ли он поговорить с ней об этом? Но если бы она узнала, то непременно рассказала бы кому-нибудь. Ему больше нельзя была встречаться с ней. Но он хотел, чтобы она знала.

 - Входите, - пригласила она.

 Он прошел через приемную.

 По оконному стеклу за большим аквариумом с тропической рыбкой барабанил дождь. Рыбка без устали совершала фантастические пируэты. Вода там и вода здесь. Он вошел в кабинет и сел на свое обычное место. Вновь ощутил огромную потребность рассказать ей все. Но она проболтается. Обязательно проболтается своему дружку.

 - Когда я был маленьким, - начал он, - я был очень близок с матерью.

 Она кивнула.

 - Я мог рассказать ей обо всем. "Это нормально, - говорила она, - я же твоя мама".

 Она слегка шевельнула пальцем, предлагая ему продолжать.

 - Я делился с ней абсолютно всем.

 Сегодня на ней был коричневый костюм и белая блузка.

 - Помню, когда я был ребенком, ну, классе в третьем, я наделал в штаны.

 Она молча кивнула. Никакой реакции - ни отвращения, ни умиления.

 - Маме позвонили из школы, и она пришла забрать меня. Она не ругалась, даже наоборот, сказала, что ничего страшного, с каждым может случиться. Мы пошли домой, и я попросил, чтобы она никому не рассказывала. Она пообещала... У нее как раз сидела какая-то подруга, и, когда я помылся и спустился вниз, эта подруга начала подшучивать надо мной по этому поводу.

 - Значит, она рассказала, - заключила она.

 Он кивнул.

 - Я... - он замолчал и тяжело сглотнул. Он больше не мог говорить.

 - И вы перестали верить ей, - подсказала она.

 Он снова смог лишь кивнуть. Как будто у него вдруг пропал голос. Он свободно дышал, но не мог ничего сказать. Нависло гнетущее молчание. Позади нее по оконному стеклу барабанил дождь. Он набрал воздуха и выдохнул через рот.

Быстрый переход