Если один из охранников Дезире и попадёт в какой-либо морг, то уж точно это будет не полицейский морг кампуса Нильсбора. И поближе что-нибудь найдётся, не тащить же жмура через полпланеты?
Где-то над головой удовлетворённо хмыкнул Солджер. Волей кого-то или чего-то (Судьба – кто или что? Не забыть поинтересоваться у филологов или философов) они попали по нужному адресу. Пусть даже по первому из почти наверняка многочисленных адресов. Ничего, размотаем клубочек. Кончик нити – вот он. А значит, и до сердцевины доберемся, никуда она, сердцевина, не денется.
За левым плечом, возбужденно и благоразумно молча, сопел Моралес. Некоторое время назад он позволил себе пару реплик. Вызвав тем самым такой гнев госпожи первого лейтенанта, что бедняга, казалось, готов был двумя руками удерживать на привязи непокорный язык – лишь бы терпели и дальше. Лишь бы не прогнали. Лишь бы позволили остаться и смотреть.
Если Лана хоть что-нибудь понимала в людях и испытываемых ими эмоциях, Хосе Моралес был абсолютно, непререкаемо счастлив.
Это была, кажется, одиннадцатая из частых дверей. Или двенадцатая. Лана, которую как магнитом притянуло именно к ней, сбилась со счёта. Да и не имел он смысла, счёт этот. Дальше, буквально в нескольких метрах, путь по коридору преграждал обвал.
– Солджер, – бросила она по-русски в коммуникатор, – давайте сюда. Что-то мы точно нашли. Без тебя открывать не будем, так что поторопись. Найдёте, как спуститься? Или вернётесь к стартовой точке и двинетесь оттуда?
Ответ, добродушно-непечатный, не заставил себя ждать. Лейтенанту Дитц – в переводе с русского командного на русский общеупотребительный – было велено не суетиться, не забивать себе голову пустяками и не рассчитывать на длительный отдых.
Тем не менее, длительный или нет, отдых всё-таки свалился на них. И Лана решила дать возможность выговориться задавленному необходимостью соблюдать непривычные правила старому хрычу. Потом-то станет не до него…
– Ну-с, сеньор Моралес, – подражая беззлобным интонациям Солдатова начала она, – и как вам эта прогулка?
– Божественно! – провозгласил Моралес. И решительно ничего смешного не было сейчас ни в его интонации, ни в выбранном слове.
– Божественно! – повторил он. – Кстати, сеньора Дитц, я немного читал о вашей расе… вы ведь минервари, не так ли?
Вопрос удивил Лану до такой степени, что она поперхнулась неосмотрительно отпитой из фляги водой.
– М-минервари? Я?! Сеньор Моралес, для минервари мне не хватит ни генов, ни, будем честны, мозгов. Я – марсари.
Она кокетничала. Так, чуть-чуть. Оценка, данная ей абсолютно посторонним человеком – посторонним вулгом! – была неожиданно высокой. И, что уж там, приятной.
– Это вы сейчас так думаете! – с обусловленной, должно быть, возрастом безапелляционностью бросил старик. – Минерва – или, если угодно, Афина – богиня не только мудрецов, но и воинов. Мудрых воинов. Это уж точно про вас.
Ответить Лана не успела.
Сначала в разговор вступил Альтшуллер, несколько нараспев продекламировавший по-русски:
Потом она, слегка обалдевшая – стихов ей, покамест, никто ещё не читал – уже почти совсем сформулировала вопрос. Но несколько отчетливо нецензурных высказываний, донесшихся сверху и чуть справа, оборвали дискуссию на корню. Прибыло подкрепление.
– Почему эта дверь? – майор Солдатов был, как всегда, немногословен.
– Дезире была здесь, – так же лаконично ответила Лана.
– И с чего ты это взяла?
– Запах, Солджер. Здесь ею пахнет. Ваш парень, похоже, обретался чуть дальше, – кивок в сторону завала, – но моя девочка точно была тут. |