– Когда написал?

– Когда вы беседовали с этим спасателем, Хокинсом.

Лана натянула майку (Шмидт не выдержал, вздохнул разочарованно), сунула руки в рукава рубашки и требовательно протянула ладонь:

– Письмо!

Не слишком вслушиваясь в скороговорку юриста, сообщавшего под запись, для протокола, обстоятельства вручения документа, Лана вскрыла конверт. Где покойный Моралес раздобыл его на стоянке спасателей, было загадкой. Разве что у Шмидта позаимствовал. Судя по качеству и конверта, и листа писчего пластика, извлеченного из него, так и обстояло. Ну-ка, что там?

Мелкий, на удивление разборчивый – куда там каракулям Хокинса – почерк, который, кажется, в старину называли «убористым». Мало кто умел сейчас хорошо писать от руки. По сравнению с самой Ланой тот же Хокинс был каллиграфом. Моралес писать умел.

«Сеньора Дитц!

Если Вы читаете это письмо, значит, смерть, от которой я так долго бегал, всё-таки оказалась проворнее. Что ж, я неплохо поразвлёкся на своем веку, и жаловаться мне не на что. К делу.

Давно, очень давно у меня был враг. Точнее, противник, с которым мне довелось столкнуться на планете Дарлинг. Моего противника звали Конрад Дитц. Я почти уверен, что это имя Вам не просто знакомо, оно играло и, вероятно, до сих пор играет значительную роль в Вашей жизни. Если, разумеется, Вы та, о ком я думаю. А думаю я о дочери сержанта Дитца, закончившего свои дни на планете Алайя, откуда Вы родом. Возможно, я ошибся, и Вы не имеете к нему никакого отношения, но это кажется мне не слишком правдоподобным.

Я исподволь наблюдал за его судьбой многие годы. Достойные противники редкость куда большая, чем достойные друзья, Вам еще предстоит убедиться в этом. И хотя за друзьями необходимо следить значительно пристальнее, противников, даже вышедших в чистую отставку, тоже не следует упускать из виду. Примите этот совет старика.

Думаю, всё же, что я не ошибаюсь. Бог свидетель! – не узнать эту манеру ставить ногу при ходьбе и вскидывать голову в случае необходимости указать зарвавшемуся штатскому его место, просто невозможно. Итак, у меня есть фамилия и узнаваемые повадки. Насколько мне известно, Конрад не был женат, так что Вы либо бастард, либо приёмыш. Но – признанный приёмыш или бастард, иначе этот человек не дал бы Вам своё имя.

Впрочем, теперь, когда я мёртв, не так уж важно, прав я или заблуждаюсь. Даже если меня подвели стариковская сентиментальность и стремление выдать желаемое за действительное, любому „тайнолову“ пригодится моё скромное наследство. Вряд ли Вы нуждаетесь в деньгах, а даже если и так – небогатые мои активы нужнее тем, кто, в отличие от Вас, не может позаботиться о себе сам. Зато Вы определенно нуждаетесь в знаниях. Только неутолимая жажда их может привести человека в Нильсборский Универ, и раз уж Вы стали бакалавром и намерены продолжить образование, мой последний дар Вам пригодится. Хотя может и навредить, если Вы столь любопытны, как мне показалось в ходе недолгого нашего знакомства.

Я прилагаю к письму ключ от сетевого архива. Как Вы распорядитесь им – меня уже не касается. Надеюсь лишь, что сведения, которые Вы там почерпнёте, не слишком болезненно прищемят Ваш невидимый, но от этого не менее кошачий хвост.

Теперь уже навсегда преданный Вам

Хосе Моралес»

Лана раскрыла конверт пошире, увидела тонкую металлопластовую полоску, немного подумала – и решительно прижала её к считывателю браслета, который уже успела застегнуть на левом запястье. Несколько секунд спустя данные переместились в отдельную директорию, а еще через миг ей пришлось разжать пальцы – полоска нагрелась так, что держать её стало невозможно.