Тадахиро неожиданно разразился беззаботным смехом:
– Продолжать изводить помощника инспектора. Ты помнишь, как он негодовал по поводу твоего поведения?
– Действительно. С точки зрения этого молодого человека, я очень плохая женщина.
Произнеся эту фразу, Тиёко дала понять, как мало ее интересует, что о ней думают другие.
– Дядя, а как дела там? – Не сводя глаз с Тиёко, Кадзухико обратился к Тадахиро с вопросом, который его больше всего интересовал.
Все поняли, что под словом «там» он подразумевал виллу Кёго Маки.
– В этом деле так и нет ясности.
– Кадзухико‑кун, что ты об этом думаешь? – Хидэмото Матоба указал на стол, на котором рядом с книгами по археологии в странном порядке лежали спички. Кадзухико уже обратил на них внимание, когда вошел в комнату.
– Сэнсей, что это?
– На столе, за которым сидел погибший, спички были разложены в таком порядке.
– Вы имеете в виду Маки‑сэнсея?
– Да, Маки‑кун был отравлен цианистым калием, – спокойно, но с некоторым напряжением в лице пояснил Тадахиро.
– Короче говоря, вчера вечером Маки‑кун в своей студии с кем‑то разговаривал. Его собеседник (или собеседница, пока неизвестно) отравил его цианистым калием. Такова версия полиции. Маки‑кун, предположительно, что‑то объяснял своему визави с помощью спичек. Если разгадать смысл, заложенный в расположении спичек, то есть вероятность вычислить его собеседника.
– Асука‑сан тщательно зарисовал, как были разложены спички, он считает, что это может быть клинопись.
– А Маки‑сан был знаком с клинописью? – Спрашивая, Кадзухико не отрывал глаз от спичек на столе.
– Нет, но два‑три дня назад Маки приходил ко мне и взял несколько книг о древней цивилизации Месопотамии.
– Говорят, что Маки‑кун в последнее время страдал депрессией и не мог рисовать, поэтому он искал что‑то, что могло стать для него стимулом к работе, подстегнуть вдохновение. Вряд ли, конечно, он изучал клинопись с этой целью. Киндаити‑сэнсей скопировал расположение спичек, и я на всякий случай тоже. А вдруг пригодится.
– Кадзухико‑сан, у вас есть какие‑нибудь предположения?
– Абсолютно никаких.
Перестав разглядывать спички на столе, Кадзухико взглянул на Тиёко, потом обернулся к Хидэмото Матоба.
– Может, сэнсей догадывается…
– Мне непонятно… Во‑первых, я не уверен, что это клинопись. Но если даже предположить, что Маки‑сан разбирался в клинописи, то для того, чтобы что‑то объяснить с ее помощью, он должен был беседовать со знатоком. А я не думаю, что в Японии много таких людей.
Тадахиро рассмеялся, но Кадзухико его не поддержал. Он внимательно наблюдал за выражением лица Тадахиро.
– А что Киндаити‑сэнсей сказал по этому поводу? – обратился он к дяде.
– Да ничего особенного. Он даже если что‑нибудь и заподозрит, то никогда не скажет. По крайней мере пока не добудет неопровержимых доказательств.
– Киндаити‑сэнсей все еще в коттедже Маки?
– Нет, сейчас они вроде бы поехали в «Хосино‑онсэн» для встречи с Синдзи Цумура.
– Точно, Цумура‑сэнсей же сейчас в Каруидзаве.
– Откуда ты знаешь, Кадзухико? Видел афиши?
– Нет, я знал об этом еще до отъезда из Токио.
– Кадзухико‑сан знаком с Синдзи Цумура?
– Нет, я никогда не встречался с Цумура‑сэнсеем. У меня есть друг еще со школьных времен, Сигэки Татибана. Он изучает композицию в Токийском университете искусств и каждый год участвует в фестивале музыки в Каруидзаве, он один из организаторов. В этом году должны были впервые исполнять произведения Цумура‑сэнсея. |