NB

Из воспоминаний А. Н. Шелепина:

«Я помню, нас пригласили к Хрущеву в Кремль накануне пленума… И он сказал: „В докладе надо Пастернака проработать. Давай сейчас мы наговорим, а вы потом отредактируйте. Суслов посмотрит — и давай завтра“. Надиктовал он две странички. Конечно, с его резкой позицией о том, что „даже свинья не позволяет себе гадить“. Там такая фраза еще была: „Я думаю, что Советское правительство не будет возражать, если ему так хочется дышать свободным воздухом, чтобы покинул пределы нашей Родины“. И далее: „Ты произнесешь, а мы поаплодируем. Все поймут“».

Советская жизнь в отражении западной печати и наша реальная жизнь — как мало было между ними общего! Мир как завороженный смотрел на тщательно отобранную горстку актеров, разыгрывавших наконец-то наступивший режим свободы. Именно режим. Потому что, когда удостоенные метались между Советским Союзом и чужими странами, жизнь всех остальных не менялась. Но что могли значить в общественном мнении десятки миллионов по сравнению с таким раскованным, таким контактным и мобильным генсеком, как Михаил Горбачев! Его самолюбование и тщеславие не умещались в рамках одного только Советского Союза.

Пожалуй, именно на почве выхода на международную арену завязался первый узелок отношений генсека с «архитектором перестройки», как станут называть в стране Александра Яковлева. Это Яковлев уговорил Горбачева съездить в Канаду для ознакомления с сельским хозяйством страны. Яковлев тогда занимал пост посла, Горбачев на Старой площади ведал исключительно сельским хозяйством.

По-видимому, посол возлагал на эту поездку особые надежды. Он тяготился «канадской ссылкой», мечтал о возвращении на Старую площадь. Соответствующего указания Юрия Андропова Горбачеву почти удалось добиться. Препятствием стал ведавший внешней разведкой Крючков, не хотевший лишаться такого посла. Когда один из его сотрудников, работавший в Канаде под «крышей» начальника местного отделения «Аэрофлота», допустил промах и в считаные часы был переправлен в Москву, вмешательства Яковлева оказалось достаточным, чтобы ему не пришлось в полной мере поплатиться за бегство двух сотрудниц с секретными документами.

О работе в КГБ, само собой разумеется, не могло быть и речи, зато в Советском Союзе незадачливый сотрудник стал главным редактором могущественного концерна «ВАПП-информ» с большими средствами и не совсем понятными функциями, связывавшими его едва ли не со всеми странами мира.

Но Александра Яковлева все же вернули в Союз. В 1983 году он был назначен директором Института мировой экономики и международных отношений Академии наук, что вскоре повлекло за собой его избрание членом-корреспондентом.

В декабре 1988 года Александр Яковлев выступает на партийном активе города Перми с анализом действий Ленина незадолго до его смерти: «Для Ленина было жестоко мучительно сознавать, что Маркс и Энгельс ошиблись в моделировании нетоварного, безрыночного способа производства. Гипотеза не прошла проверку жизнью, „военный коммунизм“ был ошибкой, следствием принудительной бестоварной утопии».

Академик сформулировал и суть ленинского переосмысления первоначальной программы, что сами по себе формы собственности (частная или государственная), рынок, деньги, как и ФОРМЫ власти (парламентаризм или советы), еще не создают ни капитализма, ни социализма. Главным является то, кто распределяет конечный продукт.

Приводимые факты, формально не задевая авторитета классика, в действительности дискредитировали его как практика и обосновывали не происходившие, но предполагавшиеся перемены. Все еще предполагавшиеся.

Яковлев напоминал, что до конца 1920 года Ленин точно следовал концепции Маркса. В марте — апреле того же года на IX съезде партии при его поддержке была принята программа полной милитаризации труда: «Мы трудовую повинность… осуществляем, нисколько не боясь принуждения, ибо нигде революция не производилась без принуждения».