— Жена, — сказал Гривцов, со странным чувством слушая свой голос, произнесший вслух это слово.

— Дела… — сказал майор.

— Где они сейчас? — спросил Гривцов, прекрасно зная, что на этот вопрос майор ответить не в состоянии.

— Попробуй в особом отделе узнать, — посоветовал майор. — Сам понимаешь — откуда мне знать, куда такие группы по возвращении направляются. Ну, сейчас дам тебе сопровождающего, пойдешь в дивизию.

Ночью Гривцов сидел в землянке начальника особого отдела дивизии и, пересиливая дремоту, пересказывал свою длинную и причудливую историю. Особист спокойно кивал.

— Так как же ты все-таки, капитан, в плен-то попал, а? — спросил он наконец.

— Раненый, — снова сказал Гривцов. — Пистолет перезаряжал, еще одна обойма была, а они добежали, ну и… прикладом по голове.

— А бежал как?

— На бензовозе, — Гривцов снова пересказал этот эпизод. — Стоп, — вспомнил он, хлопнув себя по лбу, и достал из кармана сложенную вчетверо бумагу — «сопроводительное письмо» командира партизанского отряда.

Особист дважды прочитал «сопроводиловку» и заметно смягчился:

— Так ты и попартизанить успел?

— Немножко, — скромно сказал Гривцов, не вдаваясь в подробности — как они стреляли из миномета наугад по домику охраны.

Особист закурил «Казбек» и вынес решение:

— Отправлю тебя завтра в армейскую контрразведку. А там уже направят тебя куда надо. А что ты сидишь как на иголках? Спросить что хочешь?

Гривцов попытался объяснить, что ему очень-очень нужно узнать, где можно найти радистку из группы, которая вышла из немецкого тыла несколько дней назад.

— А вот в контрразведке армии, может, что и узнаешь. А вообще — не мальчик, сам понимаешь — знать это тебе не положено. Да и мне, честно говоря, тоже не положено.

Но ничего нового не узнал Гривцов и в армии… Все, что он мог сделать — это написать письмо на номер полевой почты, где сообщал сведения о себе, и обещал, как только его положение определится, сообщить и свою полевую почту. И оставалось ему гадать: застало ли Катю письмо, или она уже на новом задании, или ее перевели куда-нибудь, и чья-то равнодушная рука поставит на его письмеце казенное «Адресат выбыл», и — ищи ветра в поле…

…Уже наступил ноябрь, серенький, с мелким снежком, который завивался поземкой под ветром, когда в сумерки капитан в новой необмятой шинели, в фуражке с летными крылышками, шагнул в блиндаж командира дальнебомбардировочного полка и доложился:

— Товарищ подполковник! Капитан Гривцов для дальнейшего прохождения службы прибыл в ваше распоряжение!

Командир полка вытаращил слегка глаза и с радостным недоумением переспросил:

— Гривцо-ов?! Андрей!..

— Так точно. Я.

— Откуда?!

— Долго рассказывать, товарищ подполковник. Вот, — и Гривцов протянул аттестат, командировку, сопроводительную записку.

— Садись… Ну, прибыл! Стариков-то у нас осталось — раз-два и обчелся. Садись, что стоишь. Петр-ренко!! Петренко, сообрази-ка на стол быстренько.

Они не успели выпить по первой, как весть о том, что вернулся сбитый в мае Гривцов, с быстротой молнии распространилась по полку. Первым примчался техник Никодимов:

— Товарищ капитан! Товарищ капитан… — он неловко откозырял и обнял Гривцова. — А все… Вы один вернулись?

— Один, брат, — сказал Гривцов и вздохнул.