…После пятого вылета он перестал ждать письма. Он понимал, что если б было письмо — он бы уже получил его. Но надежда — всегда живет надежда…

И иногда сбывается. Не всегда так, как мы себе представляем.

— Гривцов — к командиру, — в очередной раз произнес адъютант с хлыстиком и в надраенных сапогах — вестник авиационного бога войны. Гривцов отправился к командиру, соображая, что мог значить этот вызов. Пришла звезда Героя? Так награды вручают на построении, при всех. Приехала Катя?! Это невозможно. Переводят в другую часть? Не хотелось бы… вдруг Катя разыщет его.

Командир полка был отменно зол.

— А ты, оказывается, любитель курортов с удовольствиями, капитан, — язвительно сказал он.

— Виноват, — удивился Гривцов.

— Виноватых бьют! — взъярился командир. — Не будь отправлено на тебя представление на Героя — вломил бы я тебе так, что своих не узнал!

— В чем дело, товарищ подполковник?

— Он не знает, в чем дело… Ну, стервец!..

Зазуммерил телефон.

— Да! Так точно, у меня, товарищ полковник! Да, вломил ему уже по первое число. Есть! Даю.

Он передал ничего не понимающему Гривцову трубку. Пожав плечами, Гривцов в нее отрапортовал:

— Капитан Гривцов слушает.

Раздраженный начальственный баритон велел:

— Слушай хорошо, капитан. Очень хорошо, потому что это дело пахнет для тебя снижением, судом и всякими прочими неприятностями.

— Извольте представиться! — вспылил Гривцов. — Вины за собой не знаю! И с интересом выслушаю, в чем дело.

Баритон задохнулся от возмущения:

— Ты смотри, какой ершистый! Он «с интересом»… он «выслушает»!.. Полковник Иваницкий из разведки фронта с тобой говорит! Довольно с тебя такого представления? Вина твоя — ты лишил нас человека! В чем дело, говоришь, не знаешь? Интересно! Он не знает. Знаешь прекрасно! Ты знаешь Флерову?

Гривцов вздрогнул, и руки у него затряслись:

— Так точно! Знаю! Что товарищ полко…

— С ней то, что она не может быть отправлена на задание!

— Что с ней? Где она? — забыв субординацию, заорал Гривцов.

Неожиданно полковник спросил:

— Ты женат, капитан?

— Женат! — закричал Гривцов. Командир полка при этих словах удивленно поднял брови и с сомнением посмотрел в побледневшее от волнения лицо Гривцова.

— А что ж ты, негодяй, портишь девчонке жизнь и делаешь ей на фронте ребенка! — загрохотал баритон. — Много вас тут таких ухарей, а ей еще жизнь жить! Война идет, она такой же солдат, как ты! Что ж ты ей, паразит, наобещал, а?

— Да я на ней женат!! — заорал Гривцов. — На ней женат!

Баритон удивленно осекся.

— Ты, капитан, не морочь мне голову. Она не замужем, уж за это я ручаюсь — сегодня личное дело листал. Она, понимаешь, уверена, что ты геройски погиб, а ты жив — и ни слуху ни духу.

— Да где она, товарищ полковник? — взвыл Гривцов, изнемогая от нетерпения.

— А где она, по-твоему, может быть в том положении, которое ты ей устроил? — с ледяной вежливостью поинтересовался полковник. — Отправлена в тыл. Рожать.

— Я ее люблю, — неожиданно признался Гривцов полковнику из разведки фронта, и даже сам удивился неуместности признания.

— Я за твою любовь выговор получил, — ответствовал полковник. — Так ты действительно неженат?

— Действительно.