— Этим пинцетом, — сказал он, — я выщипываю волоски, которые произрастают у меня в ноздрях и портят мой внешний вид. Со временем я потеряю этот пинцет и уж тогда куплю новый.

Он положил пинцет на постель. Хамфри взял его, осмотрел и положил на туалетный столик.

— Дикси должна бы знать, — сказал Дугал, — что делается в молодежных клубах.

— Нет, она не знает. Она к этим клубам не имеет никакого отношения. В Пекхэме есть классовые различия и внутри классов.

— Дикси — это рабочая аристократия, — сказал Дугал. Он налил вина в две стопки и протянул одну из них Хамфри.

— Ну, я бы сказал, средний класс. Никто ведь не задается, не в этом дело, это вопрос самосознания.

— Или класс пониже среднего, — сказал Дугал.

Хамфри как бы усомнился, не звучит ли это оскорбительно. Но потом успокоился. Он сощурился, откинул голову на спинку стула и развалился в излюбленной позе Дугала.

— Дикси копит, — сказал он. — Она только о том и думает, как бы подкопить и выскочить замуж. А теперь она еще и не то надумала. Оказывается, мне тоже нужно прирабатывать, и поэтому хватит с нас и одного вечера в неделю.

— Должно быть, — сказал Дугал, — ее роковой недостаток — это скопидомство. У каждого есть свой роковой недостаток. Если она захворает, как вы на это посмотрите, вам не будет противно?

Днем в субботу Дугал прогуливался с мисс Мерл Кавердейл по большому припарковому солнечному пустырю. Мерл Кавердейл заведовала машинописным бюро в фирме «Мидоуз, Мид и Грайндли». Ей было тридцать семь лет.

Дугал сказал:

— Мое одинокое сердце обуревает меланхолия, и оно тихо блаженствует.

— Вдруг кто-нибудь услышит, что вы так говорите.

— С вами кидает то в жар, то в холод, — сказал Дугал. — Вы похожи на окапи, вот что я вам скажу, — сказал он.

— На кого?

— Окапи — редкое животное с берегов реки Конго. Оно немножко похоже на оленя, но строит из себя жирафа. Оно полосатое, изо всех сил вытягивает шею, и уши у него, как у осла. В нем всего понемногу. В неволе живет всего несколько штук. Оно очень робкое.

— И чем это я, по-вашему, на него похожа?

— Тем, что вы такая робкая.

— Это я робкая?

— Да. Вы даже не сказали мне, что живете с мистером Друсом. Вот вы какая робкая.

— О, мы всего лишь дружим. До вас дошли ложные слухи. А почему вы решили, что я с ним живу? Кто вам это сказал?

— Я ясновидящий.

Они подошли к воротам парка, и, когда он повел ее внутрь, она сказала:

— Так мы никуда не придем. Надо будет возвращаться той же дорогой.

— Нет, придем, — сказал Дугал, — эта дорога ведет на гору с одним деревом и к двум кладбищам, Старому и Новому. Какое вам больше нравится?

— Не пойду я ни на какое кладбище, — сказала она и, расставив ноги, уперлась в проходе, будто он собирался тащить ее силой.

Дугал сказал:

— Можно прелестно прогуляться по Новому кладбищу. Пропасть ангелов. Красота. Вы меня удивляете. Кто вы: свободная женщина или раба предрассудков?

Она все-таки пошла с ним через кладбище и даже показала ему башню крематория, которая виднелась неподалеку. Дугал изобразил из себя ангела на неказистом надгробии какой-то могилы. Он изобразил кривобокого черного ангела со зловещей застывшей улыбкой и растопыренными в небе пальцами. Поначалу она как будто удивилась. Потом рассмеялась.

— Забавляетесь? — сказала она.

На обратном пути по тенистым улочкам-аллейкам и потом через пустырь она рассказала ему, как она уже шесть лет живет с мистером Друсом и про жену мистера Друса, которая никогда не бывает на ежегодных банкетах и вообще-то никакая ему не жена.