- Отдохнем, однако, малость, - зевнул Савва, расстилая у погасшего костра бушлат. Они только что поели, и Сашка скреб у озерца котелок. - Сегодня можно. Я тут с утра прошвырнулся вверх. Там через ручей льдина половодная легла. Так что во времени у нас экономия будет.

Сашка не оборачиваясь буркнул:

- До твоих Камней - как до того света.

- Больше прошли - меньше осталось.

- Может, двинем?

- Ложись, ложись, успеем.

Савва знал, чувствовал, что татарин, изо всех сил стараясь скрыть свою усталость, торопился против собственной воли, но именно поэтому он по мере возможности и удлинял остановки: лучше уж, думалось ему, давать Сашке почаще отдыхать сейчас, чем длинными переходами довести парня до такого состояния, когда его придется тащить на себе.

- Идешь, идешь, - как бы оправдываясь, говорил между тем Сашка, - а все будто на месте. Не земля - перина.

- Тундра, брат, привыкай. Ее не обманешь: сколько ни иди, дальше, чем положено, не уйдешь.

- Мне бы только до моря...

- А там?

Уголки Сашкиных губ растянулись в загадочной ухмылке.

- Где море, там воля.

- По хомуту соскучился?

- Я незаметный. За малолетку сойду.

- Ну и что?

- В приемник возьмут, а там - концы в воду. У малолеток отпечатков не берут. Назовись хоть Петровым, хоть Сидоровым, никакой розыск не докопается.

- До моря-то знаешь еще сколько?

- Дойду.

- Меня будешь слушать - дойдешь.

- И сам дойду.

- Тайга чужих не любит.

- Я везде - свой.

- Ну-ну...

Двое замолкли, занятые каждый собой, своими думами. Савва стал переиначивать про себя взломанный обстоятельствами график. По новым его подсчетам, к Камням они должны будут выйти минимум через неделю. Камни виделись ему теперь спасением, хотя от них до Петы, где он по уговору на одном из свиданий сможет отсидеться в глухой дядькиной заимке, и оставалось еще верст не менее трехсот. У Камней брала свой исток вдоль и поперек исхоженная им Нейнича. Там ему были доподлинно известны заповедные гусиные озера, оленьи выпасы и заимки, в которых всегда любой путник может найти тепло и еду. И какой бы трудной ни оказалась дорога, Савва не сомневался, что дойдет, доползет, дотянется до цели. Его тревожил только Сашка. Студеные купания на переправах не прошли для парня даром. По ночам татарина лихорадило, а в пути горячечная испарина обметывала его все более заострившееся лицо.

- Спишь?

- Нет.

- Подъем?

- Лады.

- Отошел малость?

Сашка не ответил, поднялся, натягивая бушлат, перекинул через плечо порядком отощавший мешок и пошел к блиставшей за срезом обрывистого берега реке. Савва одобрительно усмехнулся: "Гордый!"

VII

Савва взошел на гору и посмотрел вниз. Отсюда, с высоты птичьего полета, город походил на добросовестно сработанный макет из местного краеведческого музея: пыльное нагромождение коробок в разноцветных заплатах ставен, забранных местами тусклой зеленью. Все являло собой зрелище скучное и убогое. Он покидал родной город без сожаления. Ему было чуть больше двадцати, а в таком возрасте мало кого волнуют нелады с паспортным режимом. Не прописали - так не прописали. Плевать! А тетке, тетке раньше надо было думать. Колонийских щей ему пришлось хлебнуть по ее милости. И, кстати сказать, не сладких. Сама отправляла, пусть теперь сама и коротает свою старость в одиночку. Будет о чем пожалеть перед смертью.

Июльский полдень круто замешивал душную тишину, и Савве вдруг показалось, что время встало и что он замер вот так на Хитровой горе уже много-много лет, как бы ожидая: чем же все это кончится? После минутного оцепенения его охватил почти непреодолимый порыв швырнуть туда, вниз, что-нибудь тяжелое, взбаламутить, растормошить эту будто освинцованную пылью скуку, заставить ее захлебнуться в судорожном вое, и, чтобы побороть озорной искус, он круто повернулся и пошел прочь.