Изменить размер шрифта - +
Я молодой специалист, у меня, кроме энтузиазма и любви к русской литературе, – ничего. А нужно жить, нужно за квартиру платить. Возвращаться домой после студенчества в столице очень не хотелось. И тут такое предложение!

Знаменитый «Золотой глобус»!

Я понимала, что деньги не просто так. Знала, что школа не просто платная, а очень сильно платная. И что дети там специфические. Конечно, дети не виноваты, они всегда дети, но когда блузка ученицы стоит больше, чем твой годовой бюджет на одежду, – это очень сложно. И объяснить им, что нужно быть умной, чтоб чего-то достичь, сложно.

– А вот вы умная? – спросил меня Паша в первый же день. И посмотрел на мои кеды.

Я не от нищеты в кедах хожу, мне просто в них удобно. Но он так посмотрел, что мне захотелось скукожиться и убежать.

Богатые дети – особые дети. И дело не в том, что у них много денег, это не всегда видно. Дело в том, что они ничего не хотят.

Они смотрят на тебя как на пустое место, а все твои пафосные речи воспринимают как сотрясение воздуха.

Ладно, «Дубровского» мы с ними с грехом пополам прочитали. С ухмылочками, рассказами, что «слуги – такие слуги, от них никакой благодарности» и прочими «а вот у меня была гувернантка, так она в папу влюбилась, мама ее уволила».

Я сдерживалась. Кипела внутри, плакала от обиды дома, но сдерживалась. Тем более что у меня была Маша. Она единственная в этом шестом классе была с живыми глазами. И человеческим телефоном. То есть обычным смартфоном, а не коллекционным айфоном в бриллиантовом чехле.

Маша мне очень помогала, по сути, я вела уроки только для нее. Она задавала интересные вопросы, рисовала для меня на доске смешные картинки и написала прелестное сочинение, где предположила, что Маша из «Дубровского» на самом деле путешественница во времени и прилетела туда специально, чтоб организовать народный бунт. Но нечаянно влюбилась, и все пошло немного не по плану.

Над Машей в классе пытались издеваться. Паша тут же спросил, не она ли это была. Девочка спокойно ответила, что она.

Я ужасно полюбила Машку за удивительное чувство собственного достоинства. За то, что она ничего не боялась. Я заражалась от нее спокойствием; в тот момент, когда мне хотелось орать и топать ногами от бессилия, я смотрела на Машу.

Сломалась я на Лермонтове.

Помните, да?

Я дочитала. Посмотрела на класс. Вы видели когда-нибудь девять пар пустых глаз? И еще одна пара – Машины.

– Как вы думаете, чего же не хватает в жизни парусу? – спросила я.

Маша ободряюще мне улыбнулась. Все остальные смотрели кто куда, только не на меня. Паша сочно, с хрустом зевнул.

Я взяла себя в руки и произнесла пламенную тираду о том, что есть такие люди, которым не все равно. Что они не могут «просто сидеть», они готовы менять мир! Если не считать сочувственного взгляда Маши – ноль реакции. Кто смотрит в стену, кто зевает, кто дорисовывает усы и бороду Человеку-пауку на обложке тетради.

– Они… они как супергерои! – сказала я, надеясь, что хоть это зацепит шестиклассников.

Паша уронил голову на руки.

– Неужели вам не хочется быть супергероями? – жалобно спросила я.

Тишина. Тяжелые вздохи.

– Маша, хочешь суперсилу? – спросила я.

– Конечно, – ответила Маша, – но я пока не знаю какую.

– Я знаю, – сказал Паша, – я хочу, чтоб вы мне поставили оценку за урок и отстали. Все.

Вы понимаете, да? В тот момент у меня многое пронеслось в голове. И то, что все безнадежно. И что надо увольняться. А потом я подумала – а гори все огнем! Месяц до увольнения у меня есть, буду делать что хочу!

Я осмотрелась.

Быстрый переход