|
Старичина был совсем подслеповат, а вот Вирджиния, обладавшая острым зрением, видела далеко. Я указывал ей на одно место поблизости от Кэннон-Док, куда мы ходили совсем недавно. – Состен! – растормошил я его. – А ведь они уплыли! – Кто уплыл? – «Конг Хамсун», бестолковый! И верно, ни единой мачты там уж не торчало… а парусник видно было черт знает из какой дали, он выше всех домов. Он не стал спорить. – Да, да, конечно!. Мол, ничего не попишешь… В лицо дул резкий порывистый ветер с моря. Состена била крупная дрожь. – Ты, часом, не заболел? Не заболел, спрашиваю? – С-с-с-сам в-в-видишь! – Тогда вперед! Еще триста, четыреста ярдов до конца моста. Я подхватил Вирджинию и Состена под руки. – Ну же, поскакали, шелапуты, слышите? Я повторил им принятый порядок действий. – Значит, садимся в 113-ый, к «Памятнику»… на Йорк-сквер выходим – вот и все дела! You, miss, вы звоните по телефону! Отлично. Но у Состена возникла идея: – А может быть, сначала по чашечке кофе? – Где ты его достанешь? Кофе… Легко сказать! В такую-то рань… – Чашечку мокко, сударь! – заупрямился он. – Да где же тебе подадут? – А вон, рядом! – показал он на противоположный берег. Я знал, что у него губа не дура… – В «Калабаре». Знаешь такое место? Я не знал. – На Твикенхэм, недоумок! Я-то знаю! За станцией, салун Виктора! – В такую-то рань? – Обязательно! – Откуда такая уверенность? – Нюхом чую! Я живо вообразил кофе прямо из перколатора… Соблазнительно! И малышке не повредит. Чашка обжигающего кофе – это то, в чем она нуждалась. И все же я видел в этом проявление слабости. Следовало бы прямиком отправиться к дяде… вместо того, чтобы разгуливать, таскаться из кофейни в кофейню… Это все умышленные проволочки. Так мы не договаривались, и вообще это черт знает что!.. Я мог это понять, но они сбивали меня с верного пути. – Мокко – это жизнь! В предвкушении кофе он совершенно преобразился, глядел весело, эдаким лихим гулякою… В ветреные дни посредине моста дуло со страшной силой… такие шквалы, что просто сносило, валило с ног. Чтобы устоять, приходилось напрягать все силы. И как же они радовались! Дурачились, точно малые дети, притворялись, будто их сдувает, сносит ветром… чтобы я бегал за ними и ловил… расшалились!.. – Ну, хватит! – рассердился я наконец. Они прикидывались, будто их отрывает от перил. Заводилой выступал Состен. Я крепко взял малышку под руку. Пошли! Дружно! Я сопротивлялся вместе с ней налегавшим порывам ветра. Настоящий ураган! А она радовалась, а она заливалась! – Восхитительная пора – молодость! – заметил я. Состен, который шествовал позади с видом эдакого обольстителя, сердцееда, затянул пронзительным фальцетом: Вы ль это, дамочка? Вас видел ли вчера в метро, Где мне дышали вы в плечо? Он приплясывал, входил во вкус… Обрушился очередной шквал, подхватил его, откачнул, ударил о парапет. А ему и горя мало… последовал новый взрыв смеха, покатывались оба!.. Новый шквал сокрушительной силы… Мы сбавили ход, завиляли зигзагами, совсем стали… попятились… поднатужились… соединенными усилиями вжались в стену ветра… Ну, наконец добрались, преодолели мост! Фу-у-у!.. Какой взрыв ликования! Они хохотали в полном восторге: вот была потеха!.. Я одернул на Вирджинии юбку, задравшуюся от ветра до самого подбородка. А то ведь так и заявились бы в город. |
