— Кто просил этого могущественного и богатого сеньора, чье имя вы носите, и даму, которая стала теперь такой гордой и неприступной, производить меня на свет? Зачем, совершив грех, они бросили ребенка? Я плод роковой ошибки, которую сделали двое молодых, красивых, благородных и счастливых людей, они потом легко нашли выход из положения — отдали меня в крестьянскую семью, чтобы я вырос простым деревенским парнем, тогда как во мне все восставало против такого унижения. Они хотели слишком легко отделаться! Тигра нельзя воспитывать в курятнике, рано или поздно природа возьмет свое! Я чувствовал, как во мне кипит благородная кровь, но не мог дать выход этим порывам! Тогда я решил разбить скорлупу, в которую меня заключили. В средние века, когда цель всегда оправдывала средства, я бы мечом завоевал положение в обществе и состояние! Стал бы, как многие другие, графом или герцогом лишь благодаря собственному мужеству. В наше время я мог стать только изгоем, бандитом! Разве кара за это не должна упасть прежде всего на головы тех, кто бросил меня в колыбели, лишив ласки, участливого слова, уверенности в завтрашнем дне, лишив даже понятия о том, что вы, титулованные, богатые особы, эгоисты и прожигатели жизни, называете достоинством! Если когда-нибудь меня осмелятся посадить на скамью подсудимых, разве в этом будет виновен не мой отец, а еще больше — мать, которой придется трепетать в ужасе, когда я открою ее имя? Вы никогда не задумывались об этом, господин де Монвиль?

Слушайте же дальше, я скоро договорю. Я стал бандитом и врагом общества, жизненные обстоятельства, если хотите, роковая случайность столкнули меня с вами. Когда я впервые увидел вас, голос крови заговорил во мне. Это был голос ненависти. Вы владели именем, титулом, состоянием, положением в обществе, которые по праву принадлежали мне. Мы полюбили одну женщину, и вы отобрали у меня ее любовь! Рядом с ней я стал бы другим человеком, оставил бы свое кровавое ремесло, как воин, который, победив врага, больше не вспоминает битву. Теперь она ненавидит меня, потому что любит вас, а в моем сердце, будь все проклято, осталась глубокая рана, которая заставляет меня выть от гнева и боли! Но вот что странно, я испытываю к вам искреннее уважение за ту беспощадную войну, которую вы вели со мной. Не каждый сумел бы носить имя Жан де Монвиль и три года скрываться в обличье Блэрио, бежать от палачей, отважно, терпеливо и ловко выведывать секреты банды и не бояться нашей мести! Если бы между нами не стояла женщина, попроси вы пощады, клянусь, я совершил бы эту глупость и отпустил бы вас на свободу.

— Ни за что! — оскорбленно воскликнул Жан де Монвиль, обрывая страшную исповедь. — Вы ненавидите меня, а я презираю вас, я не хочу быть вам обязанным, особенно жизнью!

В этот момент послышались торопливые шаги.

— Главарь, — раздался чей-то испуганный голос, — наверху, с восточной стороны, слышны глухие удары там, где подземелье граничит с берегом.

— Иду! — отозвался Фэнфэн. — Берегитесь, если сюда добрались преследователи, вы погибнете первыми!

Главарь поджигателей, сильно встревоженный известием, немедленно отправился туда, откуда доносились подозрительные звуки. До сих пор в подземелье было совершенно безопасно, казалось невероятным, что кто-то мог обнаружить такое надежное укрытие. Прижавшись ухом к стене, Фэнфэн различил вдалеке удары лопат. Не смолкая в течение нескольких часов, шум постепенно приближался. В десять часов эхо уже долетало до самых отдаленных уголков пещеры. Рене, Жан и Жако взволнованно прислушивались.

Фэнфэн больше не сомневался — подземелье окружено врагами. Решив защищаться до последнего, Главарь поджигателей велел начистить сабли, зарядить пистолеты и ружья и раздать оборванцам удвоенную порцию алкоголя, чтобы поднять их боевой дух.