— Дальше Наташка одеваться стала…
— Ну, оделась она, и что потом?
— А потом мы пошли… — ответил, как само собой разумеющееся, Ефимка.
— Куда?
— В дом, — ответил Ефимка и замер в ожидании нового вопроса.
— Вошли в дом, что дальше? — Петухов уже нервничал настолько, что, казалось, еще немного, и он изойдет пеной нервического припадка.
— Поднялись, прошли на кухню и подошли к двери фатеры хозяйки.
— И?
— И увидели из-под двери дым, — сообщил Ефимка с таким видом и таким тоном, будто только что разгадал все загадки египетских пирамид.
Из угла, где сидел Воловцов, послышалось не то хрюканье, не то последние хрипы висельника. Петухов поднял голову и посмотрел на московского гостя. Тот был вполне серьезен и внимателен. Словом, то, что судебный следователь по наиважнейшим делам Департамента уголовных дел Московской Судебной палаты Иван Федорович Воловцов едва сдерживает готовый вырваться наружу смех, околоточный надзиратель не заметил. Иначе мог произойти неприятный конфуз…
— Дальше…
— Чо?
— Что вы делали дальше? — повторил вопрос Петухов.
— Мы стали стучаться в дверь.
— И?
— Не достучались…
— Вам никто не открыл?
— Нет, не открыл, — ответил Ефимка. — Тогда Наташка мне сказала: бежи, мол, в участок. Я и побег…
— Слава тебе, Господи, — выдохнул Петухов. — Неужто свершилось? — Он какое-то время смотрел на Ефимку, как смотрят на лучшего друга, который спас вас от дикого зверя или вражьей пули. Еще так иногда смотрят, когда прощаются навсегда на перроне вокзала с любимым человеком. Благодарность провидению, что дознание с дворником закончилось, было у Петухова неисчерпаемым и безграничным. Не будь сидящего в уголке Воловцова, он, наверное, исполнил бы сейчас «Застольную арию» из «Травиаты» Джузеппе Верди:
— Слава богу, — повторил околоточный надзиратель, искоса глянув на московского гостя, притулившегося в уголке. Теперь Петухов чувствовал себя старшим и владеющим ситуацией, а московский следователь по наиважнейшим делам был так, вроде консультанта или даже помощника. А впрочем, Иван Федорович Воловцов и не претендовал на лидерство… — Все остальное мы спросим у Еременко…
— А позвольте, Ефим Афанасьевич, я задам вам еще пару вопросов? — неожиданно сказал Иван Федорович. — Как долго вы служите дворником?
— Четвертый месяц пошел, — улыбнулся Ефимка столь добродушно, что некоторое предубеждение к нему, невесть откуда появившееся во время дознания, улетучилось без остатка.
— А кто до вас был дворником? — задал еще один вопрос Воловцов.
— Степан был.
— А куда дворник Степан подевался?
— Запил и пропал, — с явной печалью в голосе ответил Ефимка.
— А подробнее можно? — попросил Воловцов.
— Ну, полгода назад у Степана жена померла, и он того, запил с горя. Хозяйка наша его жалела, со службы не прогоняла, думала, попьет с горя и перестанет…
— А он не переставал? — серьезно спросил Иван Федорович.
— Нет, не переставал, — согласно кивнул Ефимка.
— А потом?
— А потом пропал. Сказывали, его видели садящимся на пароход. А может, и обознались…
— Что ж, Ефим Афанасьевич, — поднялся со своего места Воловцов. |