— Пока я занимаюсь всей этой чертовщиной, — хмуро буркнул он, — я не зарабатываю ни цента.

— У тебя есть Мэй.

— Мне не нравится жить на деньги, заработанные женщиной. Не приучен, знаешь ли.

— Деньги, заработанные женщиной? Но она же кассирша, а не проститутка.

— Принцип тот же.

— А доход — нет. Что это там такое?

— Похоже на сарай.

— Пустой?

— Да откуда я знаю, чёрт возьми!

— Давай проверим.

В тот день они осмотрели уже семь сараев, но среди них не было ни одного свободного. Ещё они заглянули в пустующий барак, в котором ещё совсем недавно располагалась разорившаяся фабрика по производству запчастей для компьютеров, но внутри помещение представляло собой свалку из обшарпанных столов, сломанных станков и деталей, и было слишком замусоренным и мерзким, чтобы им можно было воспользоваться. Также они обследовали авиационный ангар перед бетонированной взлётной полосой — когда-то здесь была лётная школа, — теперь заброшенный, но занятый коммуной хиппи. Едва Дортмундер и Келп остановили машину перед воротами ангара, как оттуда высыпала целая орава хиппи и, приняв их за представителей окружного шерифа, принялись вопить о правах скваттеров и о свободе воли. Хиппи угомонились, лишь когда Дортмундер и Келп сели в машину и уехали.

Шёл третий день поисков. Первые два дня прошли очень похоже.

Машина Виктора представляла собой чёрный лимузин «паккард» 1938 года выпуска с громоздким багажником, задним стеклом, состоящим из двух панелей, и длинным, похожим на гроб капотом, на широкой решётке радиатора которого были установлены фары. Внутренняя обивка была из потёртого серого плюша, изнутри к дверям были прикреплены кожаные петли, а между передними и задними дверьми на проволочных креплениях висели маленькие зелёные вазочки с искусственными цветами.

Машину вёл Виктор, а сидевший рядом с ним Герман обозревал окрестности.

— Это просто смешно! — возмущался он. — Неужели на всём Лонг-Айленде нет места, куда можно спрятать трейлер?

Покосившись на него, Виктор как бы между прочим спросил:

— Герман, какие газеты вы читаете?

Миссис Марч с отвращением посмотрела на фотографию.

— Господи, я ещё никогда в жизни не выглядела так по-дурацки.

— Мам, дело ведь не в этом.

Миссис Марч постучала по фото, где она была без головы.

— Тут, по крайней мере, не скажешь, что это я.

Разложив три цветные фотографии на кухонном столе, Марч производил расчёты. Дырочки для шнурков в ботинках и полоски на платье играли роль линейки. Марч считал, складывал, сравнивал, старательно измеряя расстояние между дырочками и полосками на всех трёх фотографиях, и наконец объявил:

— Тридцать семь с половиной дюймов дорожного просвета!

— Ты уверен?

— Абсолютно. Тридцать семь с половиной дюймов.

— Теперь я могу сжечь эти ужасные фотографии?

— Конечно, — кивнул Марч, с улыбкой наблюдая за своей матерью, которая, схватив фотографии, торопливо вышла из комнаты. — А от этого платья ты избавилась?

— А ты как думал? Сразу же! — довольно пропела миссис Марч с кухни. Голос её звучал почти весело.

— Что моему народу пришлось пережить в этой стране, — говорил Герман, сидя рядом с Виктором и по-прежнему шаря глазами по окрестностям в поисках больших пустующих зданий, — так это триста лет рабства.

— Лично я, — ответил Виктор, медленно ведя «паккард» по направлении к Монтаук-Пойнт, — никогда особенно не увлекался политикой.