Я замерла и медленно отставила бокал с недопитым Космополитеном на стол.

— Да вы издеваетесь, Таиссия Александровна, — мягкий бархатный голос нашего шефа не мог меня обмануть… как не могло обмануть обращение по имени отчеству…

— Ни в коем случае, Андрей Владимирович, как я могу? — изобразив на лице абсолютнейшую наивность, пропела я.

— Ко мне в кабинет, бунтующая вы моя, — ещё мягче сказал наш шеф, директор и повелитель всея туристического агентства.

А вот это уже было страшно…

Если Андрей Владимирович не в духе, он становился таким милым, что сразу же хотелось удавиться подарочным шарфиком, выдаваемом нами каждому «лучшему клиенту 2015 года». Шарфиков у нас было много. Как и клиентов, уверенных, что они были лучшими…

— Сейчас же, — голос Андрея Владимировича изменился до неузнаваемости, и теперь напоминал голос палача в средневековье.

Того самого палача, что получает удовольствие от казни.

Я едва не взлетела со своего стула, обругав себя последними словами, что осталась в здании нашего офиса — здесь была замечательная кафешка, где мы частенько сидели вместе с Катей после рабочего дня. Это было и удобно, и весьма хитроумно: на третьем и восьмом этажах располагались неплохие фирмы, где работали очень симпатичные ребята, частенько улыбавшиеся нам во время пересечений в лифте…

И как я додумалась хлебать алкоголь там, где тусуются все офисные работники?!

Я ещё раз тяжело вздохнула и поплелась к лифту.

Как только двери за нами закрылись, в воздухе повисло напряжение. Андрей Владимирович — а в быту и вне конфликтных ситуаций просто Андрей, — был мужчиной тридцати пяти лет, высоким, поджарым, с красивым, словно высеченным из камня, лицом, голубыми глазами, золотой кожей и греками в родословной. Его обожествляла одна половина нашей турфирмы и ненавидела — вторая. Он был подобен Зевсу Громовержцу, когда наши продажи были хуже, чем у конкурирующей фирмы, и подобен легкомысленному Дионису, когда напивался со всеми во время праздников и корпоративов. О, да, он попортил не одну нашу сотрудницу… Но на меня до этого как-то и не смотрел. Словно не замечал, отдавая должное лишь моим успехам на работе.

Вот только и в лифте мы с ним до этого как-то не ездили…

Фууух, это его туалетная вода на меня так действует или недопитый бокал алкогольного коктейля?

Андрей сощурил глаза, разглядывая меня с ног до головы придирчивым взглядом, а затем негромко выдал, упираясь спиной в стену и складывая руки на груди:

— Есть в тебе что-то от дьявола, Таиссия.

Я поморщилась от его произношения моего имени. Никогда не прощу маму за то, что она меня так назвала.

А потом поморщилась ещё больше, когда поняла, что он мне сказал.

— Даже сейчас, — голос шефа опустился сразу на пару тонов, — ты злишься, но это… завораживает.

Лифт неожиданно остановился и открыл перед нами двери, а с лица шефа тут же исчезло выражение «завороженности», зато вернулось прежнее — недовольное выражение.

— Надеюсь, ты сможешь внятно объяснить, почему пила в рабочее время? — холодно поинтересовался он, заходя в свой кабинет.

— Я не настолько пьяна, чтобы не суметь объяснить это внятно, — тут же огрызнулась я, понимая, что сама копаю себе могилу.

Работу нынче найти сложно. А я итак напортачила больше некуда — если вспомнить две недели вообще без продаж.

— Тогда я слушаю, — Андрей уселся на стол и вновь сложил руки на груди.

Это что, защитный жест такой? Или тактика психологического давления?

Что вообще означают эти сложенные руки?!

Если я скажу ему, что медленно превращаюсь в банши, он же мне не поверит? Нет, вряд ли.