– Может это хуже? – зло спросил Таран. – За короля, за самоуправляемость, за независимость. Ты убиваешь, а потом опять остаешься ни с чем, и кто-то другой считает прибыль. За себя хоть честно. Я сделал – я отвечу. Не за принцип, а за возможность хорошо жить.

– Ха и еще раз ха! Одно не отменяет другого. Не важно, Лайс прав – неизвестно как упадут кости. Удача вещь капризная, но это гораздо интереснее, чем сидеть в деревенской лавке и отвешивать три конфетки ребенку, тщательно пересчитывая медные сантимы из потной ладошки. Я пошел в добровольцы в надежде найти другую жизнь. Не такую, как у моего отца. Может, это было глупо, но вернуться назад даже сержантом и с двумя орденами? Исключительно похвастаться. Я хочу другой жизни! Рисковой.

– А я нет, – отрезал Киран Дубравин. – Мне кровь уже поперек горла. Хочу в конюшню и не слышать больше никогда криков раненых лошадей, – его передернуло. – Людей не так жалко. Он хоть понимают, на что идут. А лошадь и возмутиться не может. Все! Пока меня не трогают, я просто развожу породистых скакунов и стригу овец.

– А тронут? – вкрадчиво спросил Лайс.

– Мы не арендаторы и ничего ужасного родичи не писали. Хорошие кони всегда нужны. Вы не думайте, если проблемы я всегда помогу, но лезть в эти политические дела… Без меня. Возьмете на себя слишком много и пойдете на каторгу. Без вины. Найдут причину. Земля – это власть. Кто ж ее добровольно отдаст?

– Вот и решили, – подвел итог Рудов. Трое за Лигу, двое сами по себе. Без обид парни, выбор честный. Пути расходятся, но это не значит, что необходимо смотреть на товарища зверем. Патра большая, а человек с человеком бывает встретится. И никто нам не мешает, – провозгласил, извлекая из мешка бутылку без этикетки под общее оживление, – выпить с ветераном Сводного отряда за прошлое. Спорим, лет через двадцать война будет вспоминаться как замечательное время?

– Мне вряд ли, – заверил Дубравин, в свою очередь, предъявляя дополнительную бутыль и два стакана.

– Ерунда! Молодой, здоровый, почти не пострадавший. Сквозная дырка не в счет. Девки любили и здоровья навалом. И свобода! Никаких обязательств, за тебя командиры думают. Кормят, поят, одевают, а ты вечно недоволен. Мало, плохо и невкусно. Дома-то ту же кашу жрал без масла за ушами трещало. Если сравнить, ха! В пятьдесят держишься за поясницу прямо с утречка и жена пилит за отсутствие денег. А дети на твои указания потихоньку плюют и от рук отбились. Как мы, – подумав, добавил, – под общее ржание. А что? – он обвел всех взглядом. – Кто-то хочет похвастаться, что его родители радовались идее пойти добровольцем? То-то! – поднимая стакан, провозгласил, – чтоб наши дети не были хуже нас!

Скорее приходится вспомнить о наложенных королевским правительством ограничениях. На государственную службу патранов не брали и даже на острове коренные жители за редчайшим исключением занимали низкие государственные должности. В армии офицеров соответствующего происхождения вплоть до войны можно пересчитать на пальцах двух рук и еще останутся свободные.

Попасть в аристократический клуб патраны имели крайне мало шансов. Зато подняться в качестве торгово-промышленной буржуазии никто не препятствовал. К подобным попыткам относились пренебрежительно, не видя конкуренции. Практически все товары с острова в начале века являлись худшими копиями произведенных в метрополии.

Скопин завербовал лучших шиольских металлургов, подготовивших целое поколение патранских мастеров.