|
Затем все трое арфистов направились к противоположной стороне чаши, где находились ярко освещенные кухонные пещеры. Доносящиеся оттуда соблазнительные ароматы горячего кла и свежего хлеба заставили их ускорить шаг. Менолли провела друзей к самой маленькой плите, находившейся поодаль от шума и суеты, царивших вокруг огромных печей. – Миррим! – позвала она; девушка, возившаяся у плиты, обернулась и радостно просияла, узнав вошедших. – Менолли приехала! И ты, Сибел! Как поживаешь? Где это ты так загорел? А это кто? – Она заметила Пьемура, который скромно держался позади, и улыбка ее исчезла – как будто такой ничтожный школяр только по ошибке мог затесаться в столь изысканное общество. – Это Пьемур, Миррим. Прошу любить и жаловать. Ты помнишь, я часто рассказывала тебе о нем, – сказала Менолли, привлекая паренька к себе и этим ласковым жестом как бы говоря Миррим: он свой. – Он стал моим первым другом в Цехе арфистов, как ты – здесь, в Бендене. Мы все были на айгенской ярмарке. Вчера чуть не изжарились, сегодня утром чуть не превратились в сосульки и при всем при том смертельно проголодались! – жалобно протянула Менолли. – Еще бы не проголодаться! – Миррим отвела от Пьемура придирчивый взгляд и повернулась к плите. Она захлопотала, наполняя кружки и миски, и с таким радушием стала накрывать на стол, что Пьемуру пришлось изменить первое, отнюдь не выгодное впечатление, которое у него сложилось о девушке. – К сожалению. не смогу уделить вам много внимания – сами знаете, что творится в Вейре во время Рождения, дел просто невпроворот. Приходится за всем присматривать самой, если хочешь, чтобы получилось, как надо. – Она с размаху плюхнулась на стул и тяжело вздохнула, явно желая подчеркнуть бремя ответственности, лежащее на ее хрупких плечах. Потом пригладила челку и похлопала по толстым каштановым косам, украшающим ее голову. Пьемур, потешаясь про себя, следил за этим представлением, но постепенно он заметил, что ни Менолли, ни Сибел не обращают никакого внимания на показную важность девушки и явно предпочитают ее общество остальным обитателям многолюдной пещеры, и вынужден был прийти к выводу: должно быть, есть в ней что то такое, чего не увидишь с первого взгляда. Тут на плечо Менолли, жалобно чирикая, опустилась Красотка; глаза королевы светились голодным красным пламенем. Другое плечо девушки немедленно занял Нырок, а Кими вспорхнула на руку Сибела. К неописуемому счастью Пьемура, к нему прилетел Крепыш и тоже устроился у него на плече. – Мне показалось, что это Крепыш, – проговорила Миррим, недоуменно покосившись в сторону Пьемура, словно говоря: у него то откуда файр? – Это он и есть, – рассмеялась Менолли. – Просто Пьемур каждый день помогает мне с кормежкой, так что Крепыш хочет напомнить ему, что он тоже не прочь перекусить. – Что же ты мне сразу не сказала, что они голодные? – Миррим вскочила, укоризненно хмурясь. – Я то думала, Менолли, ты сначала заботишься о своих файрах… Менолли и Сибел виновато переглянулись, а Миррим размашисто зашагала к столу, где женщины разделывали птицу к предстоящему праздничному пиру. Вскоре она вернулась с полной миской обрезков в сопровождении тройки файров. Девушка с грубоватой нежностью шикнула на них, напомнив, что они уже получили свою долю. Тут Миррим позвали к одной из больших печей, чему Пьемур был душевно рад: его уже начали выводить из себя ее повадки. Крепыш со значением тыкался ему в щеку, и мальчик весь отдался кормлению своего любимца. – Она что – твоя подружка? – поинтересовался Пьемур, когда файры слегка утолили свой голод. Сибел рассмеялся, а Менолли сокрушенно вздохнула. – Миррим очень добрая. Не обращай внимания на ее манеры. – Уже обратил, – буркнул Пьемур. Сибел снова засмеялся и предложил Кими большой кусок мяса, надеясь успеть отхлебнуть глоток кла, пока она будет с ним расправляться. |
