Дейсейн удивился этому ощущению. Вселенная снаружи — ему казалось, словно он только сам создал эту Вселенную. «Нама-Рупа, — подумал он. — Я Нама-Рупа, воплощение имени и формы, создатель Вселенной, в которой я живу».

И в ту же секунду вновь напомнило о себе болью раненое плечо. Боль, короткий кризис, нечто, противостоящее тому, что проектировало в него воспоминания об удовольствиях. Боль исчезла.

Раздался визг шин. Он услышал пение какой-то птички. Эти звуки проникали в его сознание, танцевали и искрились, принося ощущение праздника.

Он вспомнил пытливый взгляд Дженни.

Именно это неприятное, шокирующее воспоминание привело его в себя. Трудно стало дышать. Возникло ощущение, что он играет какую-то роль в исторической пьесе, но с подобной ролью он никогда раньше не сталкивался, здесь персонажами выступали богини и существа, обладающие невероятным могуществом. Действие пьесы разыгрывалось в удивительно быстром темпе, опровергая устоявшееся, предвзятое мнение о неторопливом развитии таких сюжетов, — цепочка событий, которые невозможно было проследить в отдельности или различить. Они стремительно проносились мимо его сознания, не оставляя особых следов.

«Джасперс, — подумал он. — Я не могу вернуться… в… то… кем… я был… прежде».

Слезы покатились по его щекам.

Он думал о том, как обыскивали его портфель. Рыдания сотрясли его тело. Что они хотели найти?

Дейсейн уже не сомневался, что вокруг него хитрые и ухмыляющиеся рожи демонов, жаждущие его крови, плоти, души. Они невнятно бормотали что-то вне зачарованного круга его одинокого сознания. Это ощущение, столь же примитивное, как танец ведьм, не хотело покинуть его. И в следующий миг он увидел перед собой роботов, автоматов с уродливыми злыми физиономиями и светящимися глазами.

Дейсейн начал дрожать, чувствуя, как все тело покрывается потом, но это чувство было каким-то далеким, словно все это происходило с кем-то другим, а не с ним.

Вертя головой, Дейсейн спустился с постели, встал на ноги и с трудом побрел через всю комнату к стене, там он повернулся и потащился назад — и так взад-вперед… взад-вперед. Не было места, где он мог бы спрятаться. Лучи солнечного света, струившегося через окно, создавали гротескные фигуры — ящериц с человеческими лицами, серебряных гномов, насекомых с крыльями, похожих на циферблат часов…

Дейсейн грузно опустился на пол и вцепился в ковер. Вдруг красный плетеный узор вытянул когти, коснувшись его. Кое-как он добрался до кровати и упал на нее. Он смотрел вверх, и ему казалось, будто потолок раскачивается.

Где-то играли на пианино — исполнялся Шопен.

Дейсейну внезапно показалось, что он и есть это пианино, и кристально чистые звуки, исходящие от него, избавляют душу от мук и страданий. Ослепительно яркая белизна солнечных Лучей начала обволакивать его. Он вдруг понял, что одежда пропиталась потом. Ладони стали влажными. Ему казалось, что он прошел долгий путь через какой-то опасный туннель. Это путешествие вычерпало из него все силы.

Сейчас комната снова казалась безопасной. Лучи, игравшие на потолке, превратились во вполне узнаваемые предметы; их зернистость стала складываться в деревья… семена… рассаду… деревья. Каждый артефакт на пути его видения простирался для него во времени — в прошлое и будущее. Ничего не оставалось в статическом положении.

Все двигалось, и он был частью этого движения.

Волны сна начали медленно подниматься из глубин сознания — все выше… выше… выше.

Его окутывал сон.