Все эстляндские родственники барона постепенно покинули землю предков. Осенью 1939 года, после того как Гитлер в рейхстаге произнес речь с призывом ко всем прибалтийским немцам выехать в Германию, из таллинского порта отплыли последние 32 представителя рода Унгерн-Штернбергов. В 1950-х годах одного из них правительство ФРГ собиралось назначить послом в СССР, но Хрущев будто бы заявил: «Нет! Был у нас один Унгерн, и хватит». Позднее это уже никого не смущало, и через 40 лет, в середине 1990-х годов, другой Унгерн-Штернберг оказался на должности немецкого консула в Санкт- Петербурге.

Единственный родной брат Унгерна, Константин, был инженером, после революции жил в Маньчжурии, в 1930-х годах уехал в Австрию, во время войны дослужился до полковника вермахта. Весной 1945 года, в Вене, накануне вступления в нее советских войск, его нашли мертвым в номере отеля. Вместе с ним была убита его жена Леония, автор книги «Смысл социализма», дочь Германа Кайзерлинга, по матери — правнучка Отто Бисмарка. Скорее всего, супруги пали жертвами грабителей, но в неразберихе тех дней подлинные обстоятельства их смерти остались невыясненными. Кайзерлинг умер годом позже, в Инсбруке.

Макеев, Князев и Рябухин из Хайлара отправились в Приморье воевать с красными; после падения Владивостока все трое оказались в Китае. Дальнейшая жизнь Макеева покрыта туманом, а Князев прочно осел в Харбине, был агентом железнодорожной полиции, конторским служащим. Если он дожил до 1945 года, то, видимо, был вывезен в СССР и умер в лагерях. Самой счастливой оказалась судьба Рябухина. Он уехал в Америку, в Лос-Анджелес, превратился в доктора Рибо, переделав свою неблагозвучную для английского уха фамилию на французский манер, и со временем стал модным врачом. В 1930— 1940-х годах у него лечились многие голливудские звезды.

В той же Калифорнии глубоким стариком скончался Сергей Хитун, личный шофер Унгерна, автор искренних, человечных и честных мемуаров о своих приключениях в Монголии.

Торновский в 1941 году, через харбинскую газету «Заря», публично объявил, что выходит из всех белоэмигрантских организаций в Китае, членом которых он был, в знак протеста против их решения оказать поддержку Германии против СССР. После войны он с семьей добровольно вернулся на родину, работал табельщиком и бухгалтером на строительстве Камской ГЭС в Молотове (Перми). Через год его арестовали; в мордовских лагерях он просидел до 1955 года, на свободу вышел инвалидом и вскоре умер. После него остался посвященный русскому продвижению на восток и до сих пор не опубликованный историко-философский труд «От Господина Великого Новгорода до Великого океана».

Давно овдовевший Першин при красных остался в Урге. Лишь три года спустя он уехал в Калган, к единственному сыну, талантливому скрипачу и запойному пьянице, но пережил его и в 1935 году скончался там в нищете и одиночестве.

Еще один мемуарист — Бурдуков, знавший Унгерна дольше всех остальных, со времени его первой поездки в Монголию «для совершения смелых подвигов», переселился в Ленинград, преподавал монгольский язык в университете, составил монгольско-русский словарь. Был арестован и умер в тюрьме.

Алешин находился в отряде Сухарева, но избежал гибели. По дороге на восток он вошел в группу офицеров и казаков, которая отделилась и двинулась по маршруту, выбранному сначала Казагранди, а позже и самим Унгерном — через Гоби в Тибет. Оттуда они хотели попасть в Индию, что годом раньше удалось служившим у Колчака белым латышским стрелкам во главе с генералом Гоппе, а годом позже не получилось у атамана Анненкова. Среди тех, кому улыбнулась удача, был и Алешин. Из Индии он добрался до Лондона, где по-английски написал и в 1940 году издал свою «Азиатскую одиссею».