В приоткрытую дверь она увидела, как Фира, замерев от любопытства, подслушивала разговор, доносившийся из глубины дальних помещений. Настя подошла к иллюминатору и залюбовалась открывшейся ей картиной. Где–то под полом ровно и едва слышно урчали двигатели судна и по тому, как летела над волнами «Юдифь», можно было судить о мощности силовой установки. Вдалеке от яхты спокойно и плавно катил волны океан, а навстречу им от носа яхты, клубясь и пенясь, устремлялась белая полоса вздыбленной воды. Невнимание хозяев, оставивших Настю одну, обижало её, но не настолько, чтобы испортить настроение. «Роберт ко мне безразличен, — думала Настя, — но это и хорошо. Не будет заявлять претензий».

В дверях тем временем показалась Фира. Запустив руки в свои роскошные волосы, она качала головой, сотрясалась в рыданиях и ругала Роберта последними словами. «Подлец, мерзавец, — он весь изолгался и хочет только денег! У него две невесты, он сказал капитану: «Катать их на яхте, выполнять все прихоти». Он дурит им голову, я вот напишу письма…»

Фира кинулась Насте в объятия, продолжала сквозь слёзы:

— А вас он числит третьей. Говорит: очарован баронессой–немкой.

— Ты не ослышалась?

Нет–нет, он сказал капитану, что вы будете с ним всегда, во всех путешествиях, — гражданская жена и секретарша…

— Но Фира… Он ничего мне не говорил. Я не люблю его, и у меня есть жених.

— Жених?.. Где он? Продиктуйте мне адрес, и я дам ему знать. Пусть он вас заберёт, а я помогу, я всё устрою.

— Я и сама…

— Сама? Забудьте об этом думать! Вы пленница! Вас никуда не пустят, и писем вы не пошлёте. Я знаю. Он деспот, палач, он всё может! Только он один обладает здесь властью. И вы ещё попляшете в его сетях!

Фира записала номер телефона генерала фон Линца и кошкой метнулась на палубу. Её не было долго, минут тридцать. И Роберт в каюте не появлялся. Настя сидела у иллюминатора, смотрела в бирюзовую даль океана, но уже не видела красоты безбрежных далей: ей слышался грохот боя, залпы орудий пряхинской батареи, рисовалось лицо матери, сидящей у окна и ждущей писем от своей Настёны и от мужа–генерала, затерявшихся где–то на полях войны в Германии,

Наступил апрель, русский фронт катился к Берлину, — Настя знала это, хотя последних известий не слышала. Ей теперь хотелось домой, только домой, к маме и чтобы вслед за ней приехал в Москву Пряхин. Странным образом разрешились её томления. Там, под Ленинградом, она впервые увидела Пряхина — самого молодого лётчика эскадрильи. Чем–то он задел её сердце, тронул смутную, сладкую мечту о любви, но ни сам он, ни мимолетно вспыхнувшее влечение не казались ей серьёзными. И хотя она попросила отца перевести её из авиации в батарею Пряхина, там, увидев своего рыцаря в будничной боевой обстановке, она будто бы и остыла к нему, и вновь обрела спокойствие. А теперь, разделённая с ним океаном, вдруг поняла: она любила и продолжает любить его, и не мыслит без него своей жизни.

Но тут метеором ворвалась Фира, повисла у неё на шее, зашептала:

— Летят! Они вылетают сегодня. Завтра будут здесь.

— Кто?

— Фон Линц и его друг, — видно, это твой жених!

— Но как ты узнала?

— Позвонила в Германию. Радист на яхте — мой приятель, Он меня связал в фон Линцем.

Фира подхватилась и побежала оглядывать все комнаты. А вернувшись, вцепилась в локти Насти и горячо зашептала в лицо:

Я слышала, всё слышала: Роберт хочет сделать тебя наложницей, как он поочередно тащил в постель всех наших девчонок. Говорил, это нужно им для практики, для усвоения приёмов любви. И тебя хочет так же… Но скажи: тебе это нужно, нужно? У тебя жених, беги от Роберта, а я вам помогу…

Дверь распахнулась, и с палубы вошёл моряк, пожилой, с усами.