Дверь распахнулась, и с палубы вошёл моряк, пожилой, с усами.

— А, помощник капитана! Что вы нам скажете? Где мой кузен? Он что, не знает, что невежливо пригласить на яхту дам и оставить их в одиночестве?

— Срочные дела. Мне велено вам доложить. Не прикажете ли подать чаю, кофе или фруктов?

Подайте и то, и другое, и третье, и ещё вина и шоколада.

— Слушаюсь!

Моряк вышел.

У Роберта сейчас горячка, он со всей Германии тащит деньги. Банкиры там боятся русских, и все ценности, всю валюту качают по нашим каналам — в Америку, Аргентину, Бразилию… Но больше — к нам, в Майами, и на Кубу. Деньги нужны им для новой войны.

Но зачем война? Кому нужно убивать молодых парней?

— Наивная! Я вижу, ты ничего не смыслишь в политике. Америке, Англии, Японии нужна нефть, а нефть — на Ближнем Востоке и в России, Если мы не возьмем её силой, то русские и арабы станут богатыми, а мы нищими. Неужели ты думаешь, что Америка это допустит? Мой дядя — банкир, у него активных денег четырнадцать миллиардов.

— Но твой дядя болен, и тётушка больна…

— Ну это уж… — Фира сверкнула чёрными выпуклыми глазами, — Дядя потому и болен, что беспокоится о капитале. А тебе я скажу, и ты это хорошо запомни; несколько банкирских домов плетут паутину вокруг Роберта, хотят опутать, захомутать. Быть с ним рядом опасно, — он как солнце: подлетишь к нему — крылышки опалишь. Завтра я всё устрою для твоего побега. Будут билеты на самолёт — в Мюнхен, Цюрих, — куда захочешь.

— В Москву полетим.

— В Москву?.. Зачем тебе, немке, Москва? Ну, да ладно: Москва так Москва. Закажу билеты на троих,

И на собаку.

В соседней комнате послышались мужские голоса. Это были Роберт и капитан.

На следующее воскресенье на вечер была снова назначена прогулка на яхте. Был проложен маршрут и определено время плавания — трое суток. Роберт пригласил друзей; несколько семей из Майами, артистов из театра оперетты, четырёх девочек из тётушкиной школы. Прилетевшие фон Линц и Пряхин тоже получили приглашение. И как только они ступили на корабль и разместились по отведённым им каютам, Фира пригласила их к себе в трёхкомнатную каюту–салон, ранее принадлежавшую тётушке Брохенвейс, а теперь торжественно подаренную любимой племяннице.

Фира была дочкой младшего брата Брохенвейс, с младенчества воспитывалась в доме бездетной тётушки, а Роберт являлся сыном умершего в молодости среднего брата дядюшки, Между кузеном и кузиной подспудно, по мере приближения смерти тётушки и дядюшки, закипала борьба за обладание одним из крупнейших состояний в Америке. Им, конечно, можно было пожениться, но об этом не было и речи: ни тётушка, ни дядюшка не хотели этого. Роберт был молод, умён и красив. Он рассчитывал жениться на новых миллиардах и удвоить, а то и утроить свои капиталы. Тётушка разделяла эти планы, но с тем условием, чтобы её капиталы после её смерти перешли в собственность Фирочки. Жаль только, что до сих пор никто не знал размеров тётушкиной доли, — скряга–дядюшка хранил в сейфе своё завещание, — но все подозревали, что и дядюшка, и его племянник плетут интриги вокруг нежеланной и постылой девчонки, — вплоть до объявления её прихваченной болезнью Дауна, то есть умственно дефективной. И Фира чутьём дрессированной овчарки слышала за своей спиной нечистую игру, но, конечно же, не могла соперничать в интригах со всесильным Робертом. Впрочем, несколько миллионов наличными у неё имелось. Часть из них она готова была потратить на судей и адвокатов.

Эпизод с фон Линцем и Пряхиным был её первым серьёзным шагом в борьбе за свои интересы.