|
Чтобы ни один совестливый не пробрался, ни один умный, ни один щепетильный... Только своя братва! Их взгляды встретились, оба разом улыбнулись. В любой другой стране они бы под хохот клоунов с телеэкрана наполнили по рюмке вина... по- зарубежному, то есть в высокую рюмку пару капель на самое донышко, чего не могут понять в России даже женщины, после чего завалились бы на диван или кровать трахаться, иметься, жариться, блудить, совокупляться, потеть, хариться, безобразничать, иметь стыд... ... но в России не могут не заговорить о политике, о финансовом положении, из-за чего кровь начинает бурлить в сердце и бить волнами в мозг, после чего долго не хочет опускаться к развилке. Он вышел на пространство бывшей комнаты, там пол другой, с любопытством рассматривал дешевые репродукции на стенах. Юлия вытащила курицу из холодильника, прислушалась к его шагам. Этот рыжеволосый чем-то неуловимо отличается от мужчин, которых она раньше знала. Если честно, то знала хорошо. На ее яркую внешность они слетались как бабочки, ей не приходилось, как ее одноклассницам, а потом сокурсницам, строить кому-то глазки и показывать ножку. Но этот, этот какой-то особенный... Из комнаты донесся его мягкий мурлыкающий голос. Прислушалась, мелодия была странная, непривычная уже тем, что мелодия, ибо мир заполнился ритмами, а мелодии давно ушли, существовали на задворках, но от этой в груди защемило... Он фальшивил немилосердно, явно все медведи уши оттоптали, но все равно в ее сердце разлилась сладкая тоска, она ощутила, что невольно расправляет руки в стороны, словно птица, почуявшая свободу... - Что это? - крикнула она из кухни потрясенно. - Что за музыка?.. Что за песня? Он вошел на кухню смущенный, развел руками, не думал, что у нее такой острый слух, но она смотрела требовательно, и он сказал нехотя: - Это песня одного моего друга. - Он даже не профессионал? - поразилась она. Почему-то сразу решила, что этот рыжий с его слухом и близко не подходил к миру музыки и что у него все друзья такие же тугоухие. Слабая улыбка скользнула по его губам. - Я бы не назвал его профессионалом. - Но кто он? - допытывалась она. - Он просто бог! Что-то изменилось в его зеленых глазах, словно он хотел отшатнуться, но удержался, и, не сводя с нее удивленного взгляда, слегка наклонил голову: - Да, ты права. Он явно не хотел отвечать, и она зашла с другого конца: - Но где ты слышал эту мелодию? - Далеко. - Где, в Штатах? Он покачал головой: - Да нет... Скорее на этих землях. - Я так и думала! - воскликнула она. - Штатовские меня не трогают. Под них хорошо танцевать, балдеть, тупеть, но что-то сердце защемило... Если он не знаменитость, ты меня с ним познакомишь? Он медленно покачал головой: - Это было давно. Очень давно. Песен было много, это единственное, что в моей голове застряло. Она развела руками: - Ну ладно... Жаль, такую хорошую песню забыли. Правда, язык тоже странный. Не английский, не французский... Он кивнул, соглашаясь, что не английский, не французский, замедленными движениями засыпал смолотый кофе в джезву, пальцы коснулись верньера газовой плиты. В тот момент, когда джезва без стука опустилась на решетку, под ней вспыхнул злобно шипящий голубой венчик. Ни одного лишнего движения, ни одного лишнего слова. |
