Точнее не скажу — всё же не чистый, кабинетный теоретик. Это они из любого обрывка сотворят исходник, даже если пользовались им столетие назад.
— Кто-то любит чистоту, — вынес вердикт Нар и поднялся, отряхнув руки. — Ничего страшного, обычное бытовое заклинание.
— А когда его установили? — не унималась я.
— Сложно сказать. В этом году. Оно, как бы ни хотелось студенткам, не вечное, постепенно разрушается.
Ясно, значит, эта часть башни обитаема. Не удивлюсь, если мы наткнёмся на личные вещи Бертока — отчего-то не сомневалась, что заклинание ставил именно он. У кого же ещё в сторожевых псах инферн?
И как в воду глядела!
Нет, все комнаты оказались пусты и, судя по всему, давно. Кое-где ещё сохранилась мебель, старинные детали обстановки, вроде подсвечников и грелок жуткой конструкции. Маги всё это пристально осмотрели, проверили на наличие заклинаний — чисто.
— Судя по всему, мы с вами перенеслись на триста лет назад, — Авалон осторожно сдул пыль с чернильного прибора и тонкого листа пергамента, прижатого бронзовой статуэткой собаки. Она позеленела от времени; подставка же растрескалась, лак откололся. — Даже мой дед уже пользовался бумагой, а тут телячья кожа… Не самой лучшей выделки, но всё же.
— И что там написано? — Денес бочком обошёл массивный стол на 'пузатых' ножках и скользнул взглядом по стене.
— А тут окно было, — он неожиданно указал на камни чуть светлее других. — Значит, стена наружная.
— Написано… — Авалон добавил яркости огоньку и склонился над пергаментом. — Это письмо какому-то магистру Даушу. Полное имя не разобрать — клякса, но судя по прозвищу Чёрный, это действительно кто-то из прежних магов, старой школы, так сказать. Его просили приехать в деревеньку Вереш, то есть нынешний Верешен.
Помимо письма ничего интересного в комнате не нашлось. Историки бы, наверное, возразили, но нас волновали Берток и лич, а не быт трёхсотлетней давности.
В соседних помещениях царило то же запустение, разве что обнаружилась амбарная книга. В ней тогдашний интендант скрупулёзно записывал расходы и доходы Башни духов. Не в злотых, а ещё в златенах — так прежде назывались самые крупные иссальские монеты. Злотыми они стали при Бражеке Седьмом, значит, записям не триста, а минимум триста сорок лет. Сделаны они, кстати, не на пергаменте, а на особо выделанной коре — интендант попался рачительный.
Оказывается, прежде Башня духов владела солидным подсобным хозяйством, иначе откуда взялись эти утки, гуси, свиньи? А ведь их продавали — вот и запись соответствующая имеется.
Заглядывая через плечо Авалона, с трудом читала выцветшие строки. Сколько же воды утекло с тех пор, как же изменился мир, язык, цены! Отдать бы эту книжицу в Олойский университет общественных наук, с руками бы оторвали.
Самое интересное оказалось в конце коридора, там, где он заканчивался таким же тупиком, как и его брат-близнец на втором этаже. Вместо стены взгляд упёрся… в лестницу. Скромная, значительно уступавшая размерами парадной, она вела на третий этаж. Ступени деревянные, но не скрипучие, не трухлявые, не так давно отремонтированные, перила дубовые, лакированные. Чувствовалось, за лестницей ухаживают, берегут.
Эрно проверил, безопасно ли подниматься наверх, и Денес первым миновал два лестничных марша. Вслед за ним отправился Миклос, и вскоре мы все толклись перед очередной запертой дверью. Она оказалась защищена намного лучше первой и настроена только на одного человека.
— Так и есть, Берток! — вздохнул Авалон, разглядывая переливы плетения. — Под самым носом!..
— А разве вы никогда не осматривали Башню? — По-моему, логично, принимая руководство чем-то, это самое что-то обойти. |