Затем мнимый сенатор отошел от конторки, приблизился к Дику и шепнул ему на ухо:

— Убирайся отсюда поскорее, Дик, и нарядись кем хочешь. Затем вернись сюда и оставайся близи меня, не привлекая, однако, ничьего внимания. Надо будет примечать всякого, кто будет так или иначе интересоваться моей личностью. Только таким образом я надеюсь еще до полуночи столкнуться хотя бы с одним из похитителей сенатора. Ну, иди с Богом.

Когда Дик ушел, Ник Картер взял ключ от отведенного сенатору номера и поднялся на восьмой этаж в надежде найти там что-нибудь, что могло бы помочь ему в розысках исчезнувшего Марка Галлана.

Но все его поиски ни к чему не привели.

В глубоком раздумье он отправился к той части знаменитого вестибюля с колоннадами, где проводят свои часы досуга изящные дамы из лучшего нью-йоркского общества.

Жизнь в гостиницах Америки складывается совершенно иначе, чем у нас. Американцы и американки привыкли пользоваться всеми удобствами гостиниц, не платя за это ни одного цента. Они пользуются дорогой бумагой для корреспонденций, получают свою почту по адресу гостиницы, проводя время в общих залах, читальных залах и курительных комнатах, пользуются услугами служащих гостиницы, ведут беседы по телефону, и все это совершенно бесплатно. Весьма естественно, что представительницы прекрасного пола самым бесцеремонным образом пользуются в туалетных помещениях имеющимися там туалетными принадлежностями, духами, румянами и пудрой.

В роскошных колоннадах Мамонтовой гостиницы, художественные украшения которых обошлись больше чем в миллион долларов, каждый вечер можно застать целый цветник дам. Сидя за маленькими столиками, они разглядывают присутствующих или собираются в маленькие кружки для дружеских бесед.

Когда Ник Картер направился к подъезду, выходящему на Пятую авеню, он вдруг расслышал за своей спиной шелест шелкового платья, и чей-то знакомый голос окликнул его:

— Как, сенатор, вы в Нью-Йорке? Как поживаете? Что слышно в Вашингтоне?

Сыщик обернулся и увидел красивую, одетую по последней моде молодую женщину, всю в бриллиантах.

Она протянула ему руку.

Ник Картер низко поклонился, ломая себе голову, кем могла быть эта женщина, которая, судя по ее обращению, была хорошо знакома с сенатором. Ему почему-то казалось, что он знает эту женщину, и внутренний голос говорил ему, что она ему враждебна. Он пытался незаметно рассмотреть ее красивое лицо, но тщетно старался припомнить, где именно он уже видел раньше эти темные глаза.

Как бы догадываясь о его мыслях, она с улыбкой произнесла:

— Вижу, сенатор, что вы не помните меня. Вижу по вашему вопросительному взгляду, уж не отнекивайтесь.

— Сударыня, — проговорил сыщик тем любезным тоном, которым отличался Марк Галлан, любимец вашингтонских дам, — неужели вы допускаете мысль, что вас можно забыть?

— Вы льстите, сенатор, — ответила она, — если так, то скажите, кто я и как меня зовут?

Сыщик много дал бы, чтобы знать это.

— Откровенно говоря, сударыня, — возразил он, — я отлично помню лица, в особенности такие прелестные, как ваше, но имена я плохо запоминаю.

Незнакомка улыбнулась и пригласила мнимого сенатора присесть.

— Давно ли вы в Нью-Йорке? — спросила она насмешливым тоном. Ей, видимо, доставляло удовольствие не называть своего имени забывчивому сенатору.

— Нет, я прибыл только вчера.

— Но ведь вы останетесь здесь на некоторое время?

— Это зависит от дел, по которым я приехал сюда. Возможно, что мне придется уехать уже сегодня, но может быть, что я останусь здесь на целую неделю.

— Заняты ли вы сегодня вечером? Вы, быть может, согласитесь составить компанию несчастной, покинутой женщине?

Вопрос этот поставил Ника Картера в затруднение.