– Мы влетаем в жесточайшее гамма‑излучение, – крикнул инженер, – преобразователь изображений вышел из строя!
Мортимер схватился за лацкан пиджака ван Стейна.
– Что еще можно сделать?
– Обратное ускорение! – воскликнул ван Стейн. – В этом единственное наше спасение!
Гвидо подошел к микрофону.
– Тревога! Всем лечь на койки. Через две минуты начинаем ускорение.
Повторяю…
Спустя пять минут все они лежали в защитных углублениях своих постелей, замершие, надежно укрытые, тесно связанные друг с другом коммуникационной системой и единым страхом перед неизвестностью. Ракета повернулась – кормой к цели. Ван Стейн мысленным импульсом снял торможение, и сила тяги мгновенно выросла до установленной величины. Треск прошел по кораблю, волны скоростного напора побежали от кормы к носовой части, обшивка корабля цвета слоновой кости пучилась, одни предметы силой тяжести придавило к полу, другие рассыпались, подобно сооружениям из спичек. Стрелки приближались к красным отметкам, зазвучали предупредительные сигналы, только они регистрировали сейчас процессы в мозгу спящих – серии волн, смодулированные по образцам, означавшим наивысшую нагрузку.
Крик ужаса пронесся по кораблю:
– Тяги не хватает – мы падаем! Ускорение всего сорок восемь g!
– Отключить первый предохранитель! Увеличить поток энергии!
Повисла зловещая тишина, затем снова раздался отчаянный крик:
– Слишком мало! Восемьдесят g! Мы падаем!
– Второй предохранитель отключить! Уровень потока энергии поднять до отметки безопасности!
Прошло еще несколько минут, и крик отчаянья уничтожил последнюю надежду:
– Мы опрокидываемся! Наша тяга уже не действует! В любой момент мы можем столкнуться. Сто сорок g!
– Дальнейшее ускорение опасно для жизни!
– Надо попытаться!
– Поток энергии на максимальный уровень! Коэффициент аннигиляции – сто!
Поток ионов разбивался о силовые поля автоматической навигации, пробивал стены из электрических и магнитных сил. Ракета выбрасывала сноп темно‑пурпурных лучей. Металлический каркас накалился. Стенки корабля вибрировали, точно кожа барабана, в лабораториях с глухим звоном взрывались стеклянные сосуды. Но все это было ничто в сравнении с той мощью, которая считается самой незначительной среди элементарных сил, – с гравитацией.
Выброшенные против направления падения заряды сгорали безрезультатно. Сила тяжести увлекала их. Они падали, так же как и корабль, – неудержимо и тяжело.
Ужас объял людей, следивших из своих убежищ за этой игрой противоборствующих сил. Истерический крик оглушил беспомощных землян:
– На помощь, мы становимся бесплотными, мы превращаемся в излучение!
Неожиданно стрелки прыгнули к нулям. Рев оборвался. Стало невыносимо тихо. И тогда начался флаттер – корабль трясло, он раскачивался, точно на качелях… Время от времени он возвращался в прежнее положение… но амплитуда раскачиваний быстро увеличивалась… он поворачивался… наконец совсем перевернулся, один раз, второй, все быстрее и быстрее… его вертело, как лист на ветру. Световые риски индикатора ориентации бешено плясали, ртутный столбик измерителя гравитации подскакивал, стрелки ускорения качались между минусом и плюсом, подходя все ближе к красной черте.
И тут заблокировало несколько приборов наблюдения – разделенное на восемь зон поле обзора поблекло, шумы исчезли, только несколько второстепенных систем индикаторов оставались еще невредимыми, и вдруг разом все кончилось: рухнула коммуникационная система. Теперь они были отрезаны друг от друга, стали одинокими, как никогда прежде. Неожиданно они были выброшены в смертельную пустоту абсолютного одиночества; ни малейшего проблеска не пробивалось снаружи, ни малейшего звука – ни голоса, ни дыхания, которое выдало бы чье‑то присутствие, свидетельствовало о том, что что‑то живое еще оставалось снаружи. |