Ещё Аскилия чувствовала себя лучше остальных, но на этом всё. Голод заслонял собой остальные чувства, поселившись в сердцах большинства участников команды. К концу третьего дня Тару пришлось нести не только маленькую Линтис, но и Рурибель с Кассиопеей. Выносливость девушек окончательно исчезла с отсутствием нормальной пищи, и они сильно ослабли. А ведь предстоящий путь был осилен не более чем на треть.
Лант пытался придумать что-нибудь, но у него ничего не получалось. Он сам старался есть как можно меньше, чтобы более слабые участники команды смогли продержаться подольше, и это сильно его подкосило.
Теперь привалы приходилось делать чаще, и каждый следующий переход давался ещё труднее предыдущего. Не пойму почему, но мне совершенно не хотелось есть, и я отдавал скудные остатки пищи Рури и Сио.
Иногда удавалось находить целебные травы, которые точно были не ядовитыми в отличие от большинства других, но обладали просто чудовищно горьким вкусом. Никаких облачков дрожащего воздуха, которые могли скрывать животных, никаких ягод и даже никаких насекомых, наподобие той мошкары, которая докучала Тару, вокруг не было.
Я взглянул на Ланта и ужаснулся. Щёки и глаза впали, а кожа словно натянулась, оставшись лишь на кости. Но мы преодолели уже почти две трети пути. Теперь Накрор нёс Аскилию, которая упала на очередном переходе и больше не приходила в себя, и только еле слышное дыхание и одеяло, крепко сжимаемое ей, давали понять, что она ещё жива. Хорошо, что она убрала маскировочный плащ, иначе бы её никто не заметил.
Нату тоже пришлось нести, а вот остальные ещё передвигались, как могли. Джикан еле волочил ноги, будто его лёгкие мечи превратились в неподъёмные гарритовые валуны. Снай тяжело шел и казалось, что его винтовка перевешивает своего владельца и заставляет его идти то в одну, то в другую сторону, не позволяя двигаться по прямой.
Ещё через день мне пришлось нести Риагару, а Тар стал как-то медленней передвигаться, что совершенно не мешало ему отнекиваться и продолжать нести девушек, но видно, что и ему тоже становилось тяжело.
— Налл, как тебе удаётся так держаться? — голос моего друга не походил на свой и был больше похож на слабый ветерок. — Хотя у меня есть предположение.
— Он питается энергией, — продолжил Аплос таким же еле слышным голосом. — Но судя по всему, даже не понимает, как он это делает.
— Именно, — попытался улыбнуться Лант, но улыбка вышла кривоватой, так как мышцы лица плохо слушались своего обладателя. — Неужели я ошибался?
— Не может быть, белый, ты же Кихил-Кхут.
— Кто? — скривился лидер команды. — А-а, это на языке Накрора. Но что это значит?
— Если я правильно понял, что-то вроде великий хитрец или мудрец.
— Хм, да уж, великий, вот только не мудрец, а глупец.
— Лант, а вон та гора, там и должна быть? — спросил я, увидев большую гору со срезанной вершиной.
— Какая гора? — удивился мой друг. — Там ниже одни джунгли.
— Там нет джунглей, там высокая странная гора.
— Белый, а он прав, вот только я почему-то вижу эту гору лишь частично, будто какая-то муть перед глазами застилает взор.
— Неужели мы пришли? — голос Ланта несколько преобразился. — Кратер Арамбарка, и иллюзорный занавес. Переход на следующий уровень находится внутри него.
Услышав, последние слова лидера вся команда заметно преобразилась, но только во взглядах можно было прочитать это поднятие боевого духа, так как ни у кого почти не осталось сил, чтобы крикнуть. Многие были похожи на облепленные кожей скелеты. Лант говорил, что этот голод сродни тому, будто джунгли медленно выпивают каждого участника. |