В любой момент могли начать собираться атаманы. Но дело это нуждалось в расследовании. Бел-Сидек покорно вздохнул, доковылял до двери плотника, постучался.

Дверь распахнулась, но лицо открывшего ее человека выражало такую холодность, что бел-Сидек отшатнулся.

– Можно войти?

– Нельзя.

Откровенная грубость ответа ошарашивала. Как тут поступить?

Плотник сам лишил себя преимущества – шагнул за порог, прикрыл дверь и заговорил первым:

– Нам не интересны эти игры старины. Все равно, вы в них играете или еще кто. Оставьте нас в покое.

– Кушмаррах…

Плотник плюнул под ноги бел-Сидеку.

– Вы – это еще не Кушмаррах. Воры и вымогатели, пытающие женщин и похищающие детей, не смеют говорить от имени Кушмарраха. – Он сплюнул снова.

Бел-Сидек не смог сдержать копившийся весь день гнев.

– Аарон, мы ни одного ребенка и пальцем не тронули!

– Вы глупы, если верите в это. Глупец, не понимающий, что творят подчиненные за его спиной, и потому еще более опасный. Непонимание – страшнее тысяч кинжалов. Убийца с ножом перережет человеку глотку, а дурак – погубит целый город.

– Аарон…

– Задайтесь наконец вопросом: пусть Живые не похищают детей, как смогли они показать отцу украденного у него ребенка? Когда найдете ответ, поделитесь со мной, если сочтете нужным Возможно, тогда я соглашусь поговорить с вами.

Бел-Сидек не знал, что сказать. Плотник вел себя так необычно, был так расстроен… Должно быть, произошло нечто экстраординарное, выведшее его из равновесия.

– Аарон…

– Убирайтесь. Оставьте нас в покое. Вы не знаете меня, я не знаю вас.

– Хорошо, Аарон, хорошо. Не настолько же я глух к доводам разума. – Кроме того, нет времени хорошенько надавить на этого упрямца.

– Рад слышать – если это правда. Одну вещь я все же должен вам сказать. Дартарский воин, который прятался ночью в переулке Тош, в полночь видел там женщину. Дартарин не знает ее. Но по его описанию – подобной красавицы он отродясь не видывал. Дартары большие чудаки, но не до такой же степени, чтоб счесть красавицей Рейху, подругу моей жены. Покойной ночи.

Бел-Сидек с минуту постоял перед захлопнувшейся за плотником дверью. Единственная мысль была в его голове – Живые проиграли войну даже здесь, в этом квартале, где люди имеют все основания ненавидеть завоевателей.

Он развернулся и начал с трудом подниматься в гору. Это поучительное поражение необходимо обсудить при встрече с атаманами.

Эйзел не стал принимать никаких особых мер предосторожности, только самые обычные – как человек, который вовсе не ожидает слежки. Пускай расслабятся, почувствуют себя уверенно. Встряску он им устроит позже, когда действительно понадобится.

Эйзел свернул было на Священный проспект, широкую улицу на полкилометра севернее улицы Чар, ведущую от порта к акрополю. Но тут же пришлось дать задний ход: проспект запрудили геродианские солдаты, немедленно подвергавшие допросу любого, кто осмеливался попасться им на глаза. Эйзел подивился происходящему, но выяснять, что стряслось, не было времени.

Шпики Бруды неотступно следовали за ним узкими переулками: до поры до времени Эйзел не мешал им. Ничего интересного они все равно не узнают.

Однако, не дойдя чуть-чуть до дома бел-Шадука, он легко отделался от слежки: свернул за угол и влез на крышу.

Эйзел пробежал над несколькими домами – до места, откуда мог наблюдать за окнами бел-Шадука.

Из них лился необычный яркий свет. Как правило, кушмаррахане ложились спать с наступлением темноты, стремясь ради экономии обходиться естественным освещением.