Он снова долго смотрел в окно, а потом сказал, что его можно называть Князем. Так я впервые услышала это прозвище.
— Впервые?
— Юра никогда не упоминал его, а бабушка Люда рассказала о Князе только на следующий день после моего посещения Башни Страха. Кстати, это только доказывает, что случившееся не было сном.
— Старушка так его нахваливала! Он действительно такой великолепный, как о нем говорят?
— Да как тебе сказать… Он был бы великолепным, если бы не оказался таким измученным. Да и молодым Князя уже не назовешь… – Анжела задумалась, прокручивая в памяти подробности невероятной встречи. – Его длинные вьющиеся волосы стали почти седыми, а лицо – отекшим и бледным, к тому же он здорово располнел. Но знаешь, Сашка, дело не во внешности, а в выражении глаз. У Князя взгляд умного, сильного, волевого мужчины. Хотя… В этом взгляде можно заметить настороженность, словно он ждет, когда его начнут бить, и безысходность. Я никогда не забуду его глаза! А еще меня поразила гордая осанка Князя. Даже в этом жутком месте он держится с таким достоинством и уверенностью, словно хочет показать, что никакие испытания его не сломят, он никогда не покориться своим мучителям.
— Странно все это.
— Скорее – страшно. Просто невыносимо видеть, когда так издеваются над сильным, гордым, умным человеком! Мне стало его жалко–жалко, просто до слез. Но я сдержалась, не заплакала, только спросила, могу ли я чем–то помочь. Князь отрицательно покачал головой.
Он сказал, что сидит в башне лет десять и уже не надеется выйти на свободу.
— Десять лет?! – удивился Сашка. – Но бабушка Люда рассказывала, будто Князя посадили в доисторические времена!
— Наверное, в Башне Страха время течет иначе, или вообще она находится где–то в соседней реальности, то есть в другом мире. Но когда я разговаривала с этим человеком, то не думала о чудесах, мне просто было больно. Еще Князь сказал, что раньше мог подходить к окну, но после какой–то истории цепь укоротили, лишив его этой возможности. Окошко могут замуровать в любой момент, и тогда вообще наступит непроглядный мрак…
— Но с людьми нельзя так обращаться! Это жестоко! И что же было дальше?
— Князь велел мне уходить.
— И?
— Я не хотела оставлять его одного, думала разузнать, в чем дело, а вместо этого скромненько попрощалась и ушла. Даже измученный, закованный в цепи, потерявший надежду, он обладает такой силой воздействия на людей, что его просто невозможно ослушаться. Вот, собственно и все. Я беспрепятственно вышла из башни, сделала несколько шагов по дороге и вдруг увидела вас с Юрой. Но с тех пор мысли о Князе не оставляют меня. Его надо освободить!
— И каким образом?
— Это элементарно. Я вернусь в башню, перепилю цепь и выведу его на свободу.
— Думаешь, сработает?
— Почему бы и нет?
— Помнишь, о чем рассказывала Юрина бабушка, Анжела? Она говорила, что многие смельчаки пытались освободить Князя, и ни один из них не вернулся назад из Башни Страха.
— Но со мной пока ничего не случилось! Знаешь, Сашка, наверняка и у этой легенды предусмотрен хороший конец, просто о нем подзабыли. Представь, допустим, он звучит так: «Никто не мог освободить томившегося в темнице героя, но вот пришел день избавления – из далеких краев приехала юная девушка, еще не знавшая, какой жребий предопределила ей судьба. Она смело вошла в заколдованную башню и вывела из нее пленника…».
Мальчишка покачал головой. Похоже, он совершенно не разделял энтузиазм Анжелы:
— Это сказка. А в жизни в такие дела лучше не соваться. Прихлопнут, как муху, даже оглянуться не успеешь.
— Наверное, ты прав. Но мне так жалко его. |