Этого было недостаточно, чтобы спасти принца. Джошуа поднял руки, чтобы хоть как-то защититься, но серый клинок опустился на его шею. Тиамак не видел, как вонзился меч, но слышал страшный звук удара и почувствовал дрожь в руке короля. Джошуа дернулся и упал на пол. Кровь струилась из его шеи. Он лежал неподвижно, как пустой мешок.

Выведенный из равновесия, король зашатался, но удержался на ногах и схватил Тиамака за шею свободной рукой. На мгновение руки вранна сомкнулись на Скорби. Меч был таким холодным, что обжег его. Ужасный холод пронзил сердце Тиамака словно пика, руки его онемели. Он успел только закричать от боли за себя, за Джошуа, за все, что теперь было потеряно. Потом король оторвал его от себя и бросил в сторону. Тиамак почувствовал, что беспомощно скользит по полу колокольни, потом что-то ударилось о его голову и шею. Он лежал на боку, разбитый ударом о стену.

Тиамак не мог ни говорить, ни двигаться. Его уже угасающий взгляд помутнел, когда глаза наполнились слезами. Страшный шум внезапно сотряс колокольню и даже пол под ним. Красный свет за окнами разгорелся еще ярче, как будто языки пламени окружили башню — они поднялись так высоко, что Тиамак увидел их и темный силуэт короля у окна. Потом все исчезло. Колокол зазвонил в третий раз.

12

БАШНЯ

Саймон задержался у входа в Тронный зал. И хотя он помнил странное спокойствие, овладевшее им во время блуждания по подземельям Хейхолта, и Сверкающий Гвоздь висел у него на бедре, сердце его неистово колотилось. Может быть, король молча ждет его в темноте, как это было в башне Хьелдина?

Он протиснулся через дверь, положив руку на рукоять меча. Тронный зал был пуст. По крайней мере людей здесь не было. Шесть безмолвных фигур окружали трон из костей дракона, но Саймон давно был с ними знаком. Геральдические знамена, висевшие у потолка, были сорваны могучими порывами ветра из высоких окон. Плоские звери и птицы лежали неопрятной кучей, некоторые из них безвольно повисли на костях огромного трона. Саймон перешагнул через промокшее знамя. Сокол, вышитый на нем, широко раскрыл глаза, словно потрясенный своим падением с небес. Поблизости, наполовину заваленный другими мокрыми знаменами, лежал черный кусок ткани со стилизованной золотой рыбой. Когда Саймон посмотрел на него, всплыло воспоминание. Смятение снаружи нарастало. Он знал, что у него мало времени, но воспоминание мучило его. Он пошел к малахитовым изваяниям. От пульсирующего грозового света их лица, казалось, корчились в гримасах боли. На мгновение Саймон испугался, что колдовство, заставившее весь замок изменяться и двигаться, могло оживить и каменных королей, но, к его величайшему облегчению, они оставались мертвыми и застывшими. Саймон смотрел на фигуру, стоявшую справа от пожелтевшей ручки огромного кресла. Лицо Эльстана-Рыбака было поднято, словно он оглядывал великолепие замка и его башен, расстилавшееся за окнами. Саймон много раз смотрел на лицо короля-мученика, но сейчас все было по-другому.

Это его я видел, понял он внезапно, во сне, который показывала мне Лилит. Он читал книгу и ждал дракона. Она сказала: «Это часть твоей истории, Саймон». Взгляд его упал на тоненькое золотое кольцо на своем пальце. Символическая рыбка, выгравированная на золотом ободке, смотрела на него. Что это за ситхианская надпись? Бинабик же говорил… Драконы и смерть?

Дракон был мертв, это то, что прошептала Лилит там, в том окне в прошлое. А король Эльстан — часть моей истории? — подумал Саймон. Вот почему Моргенс послал мне это кольцо! А величайшая тайна Ордена Манускрипта — что дракона убил тот, кто нашел его, а не Джон. Через прошедшие века Саймон был посланником Эльстана. Это был груз чести и ответственности, о котором он едва мог думать сейчас, богатство, которым он насладится в полной мере, если выживет, позорная тайна, могущая изменить жизнь почти всех, кого он знает.