Прейратс положил руку на плечо Элиаса:

— Все было к лучшему.

Слишком поздно. Пустота и отчаяние, с которыми так долго боролась Мириамель, разлились по ней, как черная кровь. Ее отец был навсегда потерян, и она умерла для него. Все ее страдания были напрасны. Ее горе росло до тех пор, пока она не почувствовала, что сердце ее готово остановиться.

Раздвоенная молния рассекла небо за окном. От грома загудели колокола.

— Во имя… любви. — Несмотря на ядовитое заклятие алхимика, она сумела пошевелить губами. Каждое слово отдавалось эхом у нее в ушах, как будто принцесса стояла на дне глубочайшего колодца. Она сказала ему, но было уже слишком поздно. — Ты… я… сделали все это… во имя любви.

— Любовь? — прошипел король. Его лицо было маской всесокрушающей ярости. — Разве она остается после того, как черви обглодают кости? Я не знаю этого слова.

Элиас медленно повернулся к Камарису. Старый рыцарь не двигался со своего места на полу, но теперь, словно во внимании короля была какая-то страшная сила, подполз немного ближе. Торн царапал по каменным плитам.

Голос короля стал странно мягким:

— Я не удивлен, увидев, что черный меч выбрал тебя, Камарис. Мне говорили, что ты вернулся в мир живых. Я знал, что, если эти рассказы правда, Торн найдет тебя. Теперь мы будем действовать вместе, чтобы защитить королевство твоего возлюбленного Джона.

Глаза Мириамели расширились от ужаса, когда она увидела фигуру, которая до того была скрыта Камарисом. Джошуа лежал рядом с ее отцом, вытянув руки и ноги. Она не видела лица принца, но его рубашка и плащ вокруг шеи были пропитаны красным, и кровавая лужа растекалась под ним. Слезы затуманили ее глаза.

— Пора, ваше величество, — сказал Прейратс.

Король протянул Скорбь, как серый язык, так что меч почти коснулся старого рыцаря. Хотя Камарис явственно боролся с собой, он начал поднимать Торн, чтобы встретить призрачное лезвие в руке короля. Борясь с той же силой, которая связала Мириамель, Бинабик издал предупреждающий крик, но Торн все так же поднимался в дрожащих руках старика.

— Бог, прости меня! — горестно воскликнул Камарис. — Этот мир полон зла, и я снова предал Тебя.

Два меча встретились с тихим звоном, прорезавшим комнату. Шум бури стих, и слышен был только мучительный стон Камариса.

Темная точка начала пульсировать там, где пересекались концы двух клинков, как будто мир был разрезан и великая пустота теперь сочилась в него. Даже сквозь путы заклятия алхимика Мириамель чувствовала, что воздух в комнате стал твердым и хрупким. Холод усилился, ледяные узоры начали образовываться в оконных арках по стенам, распространяясь как пожар. За считанные мгновения вся комната обросла тонкими ледяными кристаллами, сверкавшими тысячами оттенков. Сосульки выросли на колоколах — полупрозрачные клыки, горевшие светом красной звезды.

Прейратс торжествующе поднял руки. Блестящие снежинки оседали на его рясу.

— Началось.

Мрачная гроздь колоколов у потолка не шевельнулась, но сотрясающий кости звон ужасного колокола зазвучал снова. Ледяной порошок закружился в воздухе. Башня трепетала, как гибкое дерево, захваченное штормовым ветром.

Саймон дернул за ручку и тихо выругался. Эта нижняя дверь была заперта. Он не мог попасть в комнату таким простым путем, а теперь на лестнице снова слышались шаги. Его суставы ныли, но он быстро, как мог, вскарабкался к другой двери и перешагнул через порог, на сей раз следя за тем, чтобы встать на тот участок пола, который уже выдержал его вес раньше.