Звук шагов Энрике заставил его поднять голову.

Как только он узнал своего победителя по его величественному виду и золотому льву на гребне шлема, его охватила ярость.

— Ты пришел, ты посмел прийти! — вскричал он.

Энрике не ответил и молчал, держась настороженно.

— Я напрасно вызывал тебя в бою на поединок, — продолжал дон Педро, все больше оживляясь. — Ведь у тебя хватает храбрости лишь на то, чтобы оскорблять поверженного врага, и даже сейчас ты скрываешь свое лицо, чтобы я не увидел, как ты бледен.

Энрике неторопливо расстегнул застежки шлема, снял его и поставил на стол. Лицо у него, действительно, было бледным, но глаза сохраняли кроткую и человечную ясность.

Это спокойствие вывело из себя дона Педро. Он вскочил и сказал:

— Да, я узнаю бастарда моего отца, того, кто именует себя королем Кастилии, забывая о том, что, пока я жив, в Кастилии не будет другого короля!

Жестоким оскорблениям своего врага Энрике пытался противопоставить терпение, но краска гнева постепенно залила его чело, по лицу потекли капли холодного пота.

— Поберегитесь, — дрожащим голосом сказал он. — Здесь вы у меня, не забывайте об этом. Я не оскорбляю вас, а вы бесчестите свое старшинство словами, которые недостойны нас обоих.

— Бастард! — кричал дон Педро. — Бастард! Безродный!

— Негодяй! Неужели ты хочешь вызвать мой гнев?

— О нет! Я совершенно спокоен, — ответил дон Педро (глаза его горели, губы мертвенно побледнели), приблизившись к Энрике. — Ты не даешь воли своему гневу, потому что слишком заботишься о своей жизни. Ты боишься…

— Ты лжешь! — крикнул дон Энрике, утратив самообладание.

Вместо ответа дон Педро схватил Энрике за горло, а дон Энрике двумя руками крепко обхватил дона Педро.

— Ну что ж, нам не хватало этой схватки, — сказал побежденный. — Ты увидишь, что она будет решающей.

Они боролись с таким ожесточением, что палатка зашаталась, холщевые стенки вздыбились, а на шум прибежали коннетабль, Заика и несколько офицеров. Чтобы проникнуть внутрь, они были вынуждены разрубить мечами ее. Оба врага, крепко обхватившие друг друга, сплелись, словно змеи, зацепившись шпорами за рассеченные стенки.

И тут все могли воочию увидеть, какая смертельная схватка здесь разыгралась.

Коннетабль громко вскрикнул.

Множество солдат тут же кинулось к месту схватки.

Тогда Мотриль и смог все наблюдать с высокой площадки замка; тогда и Молеон тоже стал следить за этой сценой с высоты насыпного вала.

Оба противника катались по земле и корчились, пытаясь всякий раз, когда у них оказывалась свободной одна рука, достать оружие.

Дон Педро был более удачлив; он подмял под себя Энрике де Трастамаре и, прижав его коленом к земле, вытащил из-за пояса маленький кинжал, чтобы нанести удар.

Но опасность придала Энрике сил; он еще раз сбросил на землю брата и удерживал его на боку. Лежа рядом, они обдавали лица друг друга обжигающим дыханием своей бессильной ненависти.

— Надо с этим покончить! — вскричал дон Педро, видя, что никто не осмеливается их разнять, поскольку королевское величие и ужас происходящего подавляли присутствующих. — Сегодня в Кастилии больше нет короля, но не будет и узурпатора. Я потеряю власть, но буду отомщен. Меня убьют, но я напьюсь твоей крови.

И он с неожиданной силой подмял под себя брата, измученного этой борьбой, схватил его за горло и занес руку, чтобы вонзить кинжал.

Тут Дюгеклен, видя, что дон Педро ищет кинжалом щель в латах и кольчуге, схватил своей крепкой рукой дона Педро за ногу и вывел его из равновесия.