Усмехнувшись, Шульце подмигнул симпатичной темноволосой девушке, которая покраснела и поспешно отвела взгляд.

— Нет, — прошептал он. — Фюрер послал нас сюда не для того, чтобы воевать. На самом деле он хочет, чтобы его любимые эсэсовцы немного улучшили породу местных девушек. Нам здесь не драться надо — нам надо…

— Услышу еще одно слово, — резкий голос хлестнул, как бичом, — и я возьму на заметку ваши имена быстрее, чем вы успеете поджать свой грязный хвост!

Они завернули за угол, миновали католический собор и увидели перед собой красно-кирпичную громаду казарм Адольфа Гитлера — их новый дом.

* * *

Куно фон Доденбург держал рукоятку наградного кинжала, который рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер лично вручил ему при выпуске из Офицерской школы СС в Бад-Тельце за два года до этого.

— Парадным шагом — марш! — проревел он, проходя под деревянной аркой, на которой был изображен девиз СС: «Meine Ehre heisst Treue» (Моя честь — моя верность).

За его спиной неугомонный Шульце тихо переиначил команду:

— Марш-парад — у нашего командира продырявлен зад.

Но его слова потонули в грохоте двухсот пар сапог, ударяющих по бетону армейского плаца. Идущий впереди фон Доденбург не мог подавить радостную дрожь, каждый раз возникающую у него при этом звуке. Он знал, что ведет себя как новичок на первом параде. После четырех лет в СС он уже должен был воспринимать все так, как это было на самом деле — просто отработанное движение. Но не мог. Для него грохот тяжелых сапог, слитно и мощно ударяющих по земле, в символической форме отображал новую Великую Германию, идущую от победы к победе. И мужчины, отряд которых он имел честь возглавлять, были элитой немецких вооруженных сил — Черной Гвардией. Их придется еще многому научить, но они уже были приняты в элиту из элит — в «Лейбштандарт», дивизию телохранителей Адольфа Гитлера.

— Здравствуйте, солдаты! — прокричал гауптштурмфюрер СС Гейер, как только фон Доденбург закончил рапорт.

— Здравствуйте, господин гауптштурмфюрер! — прозвучал традиционный ответ.

Хорст Гейер, их новый командир роты, был невысоким худощавым офицером, монокль и светло-серые бриджи которого ясно показывали, кем он являлся, — кадровым офицером, перешедшим из вермахта в СС потому, что здесь продвижение по службе шло быстрее. Его губы образовывали узкую, тонкую линию, столь же жесткую, как и его льдисто-голубые глаза. Но внимание новобранцев привлекли не они, — все уставились на нос гауптштурмфюрера. Это был не нос, а какой-то чудовищный нарост, который, имейся он у любого другого человека, вызвал бы неудержимый смех. Но любой, кто решился бы посмеяться над гауптштурмфюрером Гейером, жестоко пожалел бы об этом. Когда фон Доденбург оправился от ранения в грудь, полученного во время польской кампании прошлой осенью, и был направлен в распоряжение Гейера, он быстро понял, что гауптштурмфюрер — не тот человек, над которым можно безнаказанно шутить.

— Вольно! — скомандовал Гейер. Он ударил хлыстом по голенищу до блеска отполированных сапог. — Солдаты, моя фамилия Гейер, что совершенно точно соответствует моей внешности. — Он погладил чудовищный нос, но никто не засмеялся.

— В настоящее время, как вы можете заметить, я нахожусь в чине гауптштурмфюрера. Но мой отец был генералом, и я обещаю вам, что прежде, чем эта война закончится, я тоже стану генералом Гейером. — Он яростно взмахнул своим хлыстом. — Вы знаете, как я этого добьюсь? — Он сам ответил на свой вопрос тем высоким, резким, скрежещущим тоном армейских прусских офицеров, который, как было известно фон Доденбургу, стремились выработать у себя все кадровые офицеры вермахта.