Нет, если бы молодой князь начал говорить глупости и пороть чушь, то они бы его поправили, но пока все было гладко и весьма разумно.
– Значит так, господа бояре, – произнес юноша, – мы с братом Глебом отроки юные, неразумные, и на княжьем совете нам делать нечего, поэтому туда пойдете вы и будете говорить за нас обоих. Слово нашего отца великого князя Ярослава Всеволодовича вы знаете – на Рязань не ходить, от битвы уклоняться, прямо нашему дяде князю Юрию не перечить и в то же время ничего для него не делать. Понятен ли вам, бояре, приказ нашего отца?
– Понятен, княже, – кивнул боярин Федор Данилович, – все сделаем как по писанному, ты не переживай. Только скажи, где вас с Глебом надо будет искать в это время, и что вы собираетесь делать?
– Будем мы с братом тут, поблизости, а что придется делать – так это в руке божьей, – ответил Александр, в кармане которого лежала записка, переданная одним из преданных слуг Евпатия Коловрата. – Быть может, будем обниматься-целоваться, а быть может, биться за свою жизнь, потому сопровождать нас на той прогулке будет полусотня кованой рати сотника Ратибора Береста… Все остальное дело сугубо тайное, наставник, и я попрошу вас меня пока извинить.
Бояре кивнули и сразу после этого разговора засобирались на княжий совет, а юные князья, поднявшись в седла, под охраной полусотни панцирных тяжеловооруженных воев выехали за пределы воинского лагеря и направились к месту слияния Москвы-реки и Оки, где сыновьям Ярослава Всеволодовича была назначена, так сказать, встреча в верхах.
И точно – едва вереница всадников, проехавших вдоль берега Москвы-реки, а потом пересекших по льду Оку, приблизилась к ее противоположному берегу, кусты возле утоптанной тропы шевельнулись, и навстречу выехали несколько всадников в легких доспехах и без боевых масок. Двое из них были мужчинами, а все остальные – плечистыми и грудастыми девицами-богатырками разной степени пригожести. Ратибор Берест приблизил свои губы к уху Александра Ярославича.
– Тот коренастый, что слева, – тихо сказал он, – воевода Евпатий Коловрат, а второй вой, стало быть, сам князь-колдун Серегин.
– Он не выглядит слишком могучим и опасным, – так же тихо ответил юный князь.
Старый сотник усмехнулся щербатой улыбкой.
– Сила князя, – назидательно сказал он, – не в его руках и в мече, а в войске и уме. И потом, не всегда побеждает сила, иногда силу одолевает быстрота и ловкость. А этот Серегин ой как быстр и ловок. Один на один я бы против него не вышел. Запомни это, Александр Ярославич.
– Я запомню, сотник, – кивнул будущий Невский, – а теперь оставьте нас с этим Серегиным наедине. Иначе зачем мы сюда приехали?
Воины сопровождения остались на месте, а Александр и Глеб, чуть тронув поводья, выехали навстречу белым всадникам. С той стороны им навстречу тоже двинулись двое – сам Серегин и с ним – одна из богатырок, а вовсе не Евпатий Коловрат, как ожидалось. Укутанные в белую попону могучие кони Серегина и его спутницы были на две ладони выше совсем не маленьких коней двух братьев, в результате чего, если добавить разницу в росте, возвышающийся на две головы над своими визави Серегин и его спутница вынужденно смотрели на юных князей сверху вниз. Но сопровождающие своего князя плечистые богатырки были еще выше ростом, и Александр Ярославич очень хорошо представил, как они сверху рубят своими мечами монгол, причем половинка монгола падает слева от седла его коня, а половинка справа. Поняв неловкость ситуации, Серегин и его спутница ловко спешились и последние несколько шагов прошли пешком, вынудив юношей сделать то же самое.
«Нет, – молча подумал Александр Ярославич, наблюдая, как плавно, подобно дикой рыси, движется спутница Серегина, – это не женщина, это богатырка. |